Таинственный пассажир
Шрифт:
— Молодец, Петя, что пришел. Сегодня будут вкусные вещи.
— С полосканием? — шутливо спросил Ключарев, намекая на «горилку».
— С полосканием, — в тон ему ответила Ксения, хотя знала, что вопрос был задан просто так, для шутки. Ключарев пил очень мало, «для компании», никогда не разрешал себе выпить лишнюю рюмку сверх положенной нормы. — Дисциплина на берегу — второй закон моряка! — обычно говорил он, отодвигая от себя все, что могло соблазнить его.
— А по какому поводу пир? — спросил Ключарев. — И почему Павел с утра теребит меня, чтобы обязательно пришел. Что случилось?
— Гостя ждем, —
— Уж не меня ли?
— Ты всегда гость и всегда свой. А сегодня еще один дружок заглянет.
Вертевшийся рядом Андрейка не выдержал и выпалил:
— Иностранец!
Ключарев приподнял брови.
— Иностранец? На кой черт он вам нужен?
— Не знаю. Папа пригласил. Какой-то матрос, которого подкололи свои же...
— Слыхал, слыхал... А где же хозяин?
— Пошел за ним. Садись, подожди, сейчас появятся...
— Чего ж сидеть. Мы пока займемся с Андрейкой.
Андрейка потащил дядю Петю в «уголок» и стал ему показывать модель сторожевого катера, которую он, непременный участник всех соревнований юных морских моделистов, смастерил сам, без посторонней помощи, чем очень гордился. Ключарев взглядом знатока рассматривал модель и бросал отрывистые фразы:
— Хорошо... очень хорошо... А вот здесь, товарищ адмирал, не совсем того... бортовая обшивка толстовата... И со шпангоутом [6] что-то неладно.
6
Шпангоут — поперечное ребро, придающее корпусу судна поперечную прочность.
Андрейка морщил веснушчатый нос и неохотно соглашался, что бортовая обшивка действительно для модели сторожевого катера толстовата. Что же касается шпангоута, то... И тут он пустился в длинные рассуждения, пытаясь, блеснуть своими знаниями в морском деле. Ключарев терпеливо слушал своего юного друга, а потом перебил его:
— Ну, ладно, тебе виднее, ты — моделист. А вот давай я спрошу тебя по своей специальности.
Ключарев был рулевым и в этом деле считал себя «профессором».
— Спрашивай, дядя Петя!
— Вот ты тут на своей модельке изобразил руль. А можешь ли ты объяснить мне, из чего состоит рулевое устройство?
— Могу! — глаза Андрейки заблестели. — Пожалуйста, это каждый моряк знает.
— Ну, тогда докладывай.
— Рулевое устройство на моем катере состоит из пера руля, баллера [7] , румпеля [8] и петель.
— Молодец! Из тебя и впрямь отличный рулевой выйдет.
— Сначала буду рулевым, а потом — в адмиралы! — авторитетно заявил Андрейка, и Ключарев только развел руками. Раз парнишка решил стать адмиралом — так оно, очевидно, и будет.
7
Баллер — ось.
8
Румпель — рычаг.
Лежавший рядом на полу «Шалун» вдруг вскочил, залаял и бросился вон из комнаты. Он первым встречал хозяина и гостя. Ключарев и Андрейка
— Знакомься, Петя. Это — Джим Хепвуд, матрос грузового парохода «Виргиния». Тот самый, про которого я тебе как-то рассказывал.
Ключарев пожал, протянутую руку, сдержанно поклонился и быстрым, но внимательным взглядом осмотрел Хепвуда. Тот был одет в широкий темносиний костюм, в черные, поношенные туфли с толстыми резиновыми подошвами. Его одеяние было явно не по сезону и не гармонировало с ярким солнечным днем. Но Хепвуд еще в больнице, куда за ним зашел Бадьин, объяснил, что это — его единственный выходной костюм, хранившийся в чемодане. Чемодан принес с корабля в больницу посыльный капитана Глэкборна и передал, что Хепвуд может катиться ко всем чертям...
После того как Бадьин познакомил Хепвуда с женой и сыном, а «Шалун», принюхавшись к гостю, перестал лаять, все уселись за стол. За едой потекла неторопливая беседа на самые разнообразные темы: Хепвуд восхищался южной природой, хвалил отзывчивость и гостеприимство советских людей, благодарил за угощение. На вопросы хозяйки о здоровье он отвечал, что чувствует себя уже почти совсем хорошо и, наверно, через недельку сможет собраться в дорогу. К этому времени сюда должна прийти «старая лоханка» — «Виктория», и он надеется устроиться в обратный рейс.
Ключарева, конечно, интересовала жизнь иностранных моряков, их служба, заработки, отношения с начальством. Ключарев, собственно, был бы непрочь «зацепиться за политику», задать этому матросу несколько резонных вопросов — «почему?» Почему, например, в Америке и Англии... Но тут уж начиналась «опасная зона», которую Ключарев обычно проходил напролом, так как не терпел «дипломатии». Однако гость есть гость, надо соблюдать тактичность и лучше всего поговорить на морские темы.
— Вот вы сказали, — обратился он к Хепвуду, — что «Виктория» — старая лоханка. А «Виргиния» лучше?
Хепвуд ответил, что «Виргиния» лучше «Виктории», хотя хозяева и капитан Глэкборн скоро доведут ее «до ручки».
— Вы долго служили на «Виргинии»?
— Нет, это был мой первый рейс. Раньше много лет плавал на любой посудине — лишь бы кормили и платили.
— Я слыхал, — сказал Бадьин, — что у вас много безработных моряков.
— Да, это правда. Много ребят слоняются в портах без дела и без денег.
— А вам устроиться помог профсоюз?
— Профсоюз?.. — Хепвуд рассмеялся и с горечью добавил: — Нет, уж тут надейся на самого себя. Правда, мне это оказалось легче, чем другим.
— Почему? — поинтересовался Бадьин.
Хепвуд пожал плечами.
— Видите ли... Я — эйбл-симен! — Хепвуд ткнул себя пальцем в грудь.
— Что это значит? — не поняла Ксения Антоновна.
— Эйбл-симен — это лучший, классный матрос, — пояснил жене Бадьин. Ему уже не раз приходилось встречаться с иностранными моряками, и он был немного знаком с порядками на американских и английских пароходах.
— Да, да, — закивал головой Хепвуд. Он объяснил, что на торговых морских судах имеется две категории матросов: опытные, квалифицированные матросы — специалисты, которые называются «эйбл-симен», и обычные, рядовые матросы, которые выполняют всякую черную работу. Их называют «орденери».