Таинственный сад
Шрифт:
— А малиновку мы увидим? — спросил Колин.
— Подожди немного, через несколько дней будешь часто ее видеть, — ответил Дикон. — Когда птенцы вылупятся, у нее будет столько хлопот, что голова кругом пойдет. Ты увидишь, как она летает взад и вперед, таща червяков чуть ли не с себя самое величиною, а в гнезде такой шум и писк, когда она прилетает, что она не знает, кому в рот сунуть первый кусочек; все пищат, у всех клювы раскрыты. Моя мать говорит, что, когда она видит, как трудятся птички, чтобы насытить голодные рты, ей кажется, что она барыня, которой нечего делать… Она говорит, что иногда видит птиц, и ей кажется,
Это заставило детей так расхохотаться, что они должны были закрыть рты руками, вспомнив, что их никто не должен слышать. Колина еще за несколько дней раньше уведомили, что надо говорить очень тихо, даже шепотом; ему очень нравилась вся эта таинственность, и он старался все это исполнить, но среди такого возбуждения и веселья было очень трудно не смеяться громко.
…Каждый момент был полон новых впечатлений, и лучи солнца с каждым часом, казалось, становились ярче и золотистей. Кресло снова поставили под балдахин; Дикон только что уселся на траву и вынул было свою дудку, как вдруг Колин заметил что-то, чего раньше не успел заметить.
— Вон то дерево — очень старое, не правда ли? — спросил он.
Дикон посмотрел на дерево. Мери тоже посмотрела, и на секунду все притихли.
— Да, — ответил Дикон после паузы, и его тихий голос звучал как-то особенно ласково.
Мери глядела на дерево и о чем-то думала.
— Похоже, как будто от него отломилась большая ветвь, — сказал Колин. — Как это случилось?
— Это случилось давно, много лет назад, — ответил Дикон. — О! — воскликнул он с видимым облегчением, положив руку на плечо Колина. — Погляди-ка на малиновку! Вот она! Она собирала корм для своей подруги!
Колин едва успел заметить красногрудую птичку, которая быстро пронеслась, таща что-то в клюве. Она мелькнула среди зелени и скрылась из виду в густо заросшем уголке сада. Колин опять откинулся на подушку, слегка посмеиваясь.
— Она, должно быть, несет своей подруге чаю. Вероятно, уже пять часов. Мне самому тоже захотелось чаю!..
…На этот раз опасность миновала.
— Это волшебная сила послала малиновку, — украдкой сказала Мери Дикону через некоторое время. — Я знаю, что это было волшебство! — Она и Дикон очень боялись, чтобы Колин не начал расспрашивать о дереве, ветвь которого отломилась десять лет тому назад. Оба они рассуждали об этом, и Дикон стоял с беспокойным видом, почесывая голову.
— Надо сделать вид, как будто это дерево такое же, как и все другие, — сказал он. — Мы никогда не скажем ему, как оно сломалось… Бедный мальчик! Если он опять заговорит об этом, то мы постараемся… быть повеселее.
— Да, постараемся, — ответила Мери. Но она знала, что вид у нее был вовсе не веселый, когда она смотрела на дерево.
Дикон все еще с недоумевающим видом почесывал свою рыжую голову, но в его голубых глазах появилось более довольное выражение.
— Миссис Крэвен была очень хорошая, добрая дама, — продолжал он, колеблясь, — и моя мать думает, что она, быть может, иногда здесь, в Миссельтуэйте, и присматривает за Колином, так же, как все матери делают, когда уходят из этого мира. Видишь ли… они должны вернуться… Она, быть может, заставила нас работать и велела нам привезти Колина туда…
Мери подумала, что он, вероятно, говорил о волшебной силе. Она сама глубоко верила в нее. Она втайне верила, что
Они еще раза три видели малиновку, которая несла корм своей подруге; это навело их на мысль о послеобеденном чае, и Колин решил, что надо напиться чаю.
— Поди прикажи кому-нибудь из слуг принести чайную корзинку в рододендроновую аллею, — сказал он, — а потом ты и Дикон принесете это сюда.
Это была очень удачная мысль, которую легко было привести в исполнение. Когда на траве была разостлана белая скатерть и на ней появился горячий чай, лепешки и хлеб с маслом, все это было съедено с удовольствием; пролетавшие «по домашним делам» птицы остановились разузнать, в чем дело, и усердно принялись за крошки. Орех и Скорлупка вскарабкались на дерево с кусками сладкого пирога, а Сажа, утащив в уголок целую половину лепешки, принялась клевать и переворачивать ее, пока, наконец, не решила проглотить ее всю сразу.
…День близился к закату; золотые стрелы солнечных лучей становились темнее; пчелы возвращались домой, и птицы прилетали реже. Дикон и Мери сидели на траве, уложив чайную корзинку, чтобы отнести ее назад в дом, а Колин лежал на своих подушках, откинув со лба густые волосы: цвет лица у него был совершенно нормальный.
— Мне не хочется, чтоб этот день прошел, — сказал он, — но я опять приду сюда завтра, и послезавтра, и после, и после… Теперь я видел весну, и мне хочется видеть лето… Я хочу видеть, как все будет расти здесь. Я с а м хочу здесь вырасти!
— Вырастешь, — сказал Дикон. — Ты скоро будешь здесь ходить, копать так, как другие люди…
Колин весь зарделся.
— Ходить! Копать! — сказал он. — Разве я…
Дикон как-то особенно ласково и предупредительно взглянул на него. Ни он, ни Мери никогда не спрашивали у него про его ноги.
— Конечно, будешь ходить, — храбро сказал он. — Ведь у тебя… у тебя есть свои ноги, как у других людей!
Мери на миг испугалась, пока не услышала ответ Колина.
— Они совсем не больные, — сказал он, — только такие худые и слабые… Они так дрожат, что я боюсь попробовать встать.
И Мери и Дикон с облегчением вздохнули.
— Когда перестанешь бояться, тогда и будешь стоять на ногах, — весело сказал Дикон. — А бояться ты скоро перестанешь.
— Перестану? — спросил Колин и притих, как бы размышляя о чем-то.
Некоторое время среди них царила тишина. Солнце опускалось все ниже; наступало такое время, когда все затихает, а дети очень деятельно и интересно провели этот день. У Колина был такой вид, как будто он глубоко наслаждался отдыхом. Даже «твари» Дикона перестали бегать и, собравшись вместе, отдыхали возле детей. Сажа уселась на низкой ветке, и глаза ее задернулись серой пленкой; Мери подумала про себя, что Сажа, пожалуй, сейчас захрапит.