Таинственный сад
Шрифт:
Дикон крепко держал Колина под руку, но мальчик не выказывал усталости. Он стоял так же прямо и глядел в лицо Бена.
— Я — твой господин, когда здесь нет моего отца, — сказал он, — и ты должен мне повиноваться. Этот сад мой. Не смей говорить ни слова про него. Сойди с лестницы и пойди в длинную аллею; там тебя встретит мисс Мери и приведет сюда. Я хочу поговорить с тобой. Ты нам вовсе не нужен, но теперь придется доверить тебе тайну. Скорее же!
Угрюмое лицо Бена еще было мокро от слез, и он, казалось, не мог отвести глаз от худой, прямой фигуры Колина,
— О, мой мальчик! — прошептал он. И потом, как будто вдруг вспомнив что-то, почтительно дотронулся до своей шляпы и сказал:
— Да, сэр! Слушаю! — послушно спустился с лестницы и исчез.
Глава ХХII
Когда голова Бена скрылась из виду, Колин обратился к Мери.
— Поди ему навстречу, — сказал он, и Мери бегом пустилась к калитке, скрытой под плющом.
Дикон зорко следил за Колином. На щеках его горели ярко-красные пятна, вид у него был удивительный, но он не выказывал и признаков усталости.
— Я могу стоять! — сказал он, все еще высоко держа голову, и сказал он это очень гордо.
— Я тебе говорил, что ты будешь стоять, как только перестанешь бояться, — ответил Дикон. — Ты и перестал бояться!
— Да, перестал, — подтвердил Колин.
Вдруг он вспомнил что-то, о чем ему рассказывала Мери.
— Ты умеешь делать чудеса? — резко спросил он.
Губы Дикона сложились в веселую улыбку.
— Ты сам делаешь чудеса, — сказал он. — Это вот тоже чудо… что все это появилось из-под земли, — и он тронул своим толстым сапогом группу цветов в траве.
— Я подойду вон к тому дереву, — сказал Колин, указывая на дерево, стоявшее в нескольких футах от него. — Я хочу стоять, когда Бен придет сюда; если мне захочется, я могу прислониться к дереву. Сяду я только тогда, когда сам захочу — не раньше; принеси плед с кресла!
Он дошел до дерева, и хотя Дикон поддерживал его под руку, шел очень уверенно. Когда он стал возле ствола, нельзя было сразу заметить, что он прислонился к нему; он держался так прямо, что казался высоким.
Когда Бен вошел в калитку, он увидел, что Колин стоит, и услышал, что Мери тихо бормочет что-то.
— Ты что говоришь? — спросил он ворчливо, потому что не хотел, чтобы что-нибудь отвлекало его внимание от длинной, худой, прямой фигуры мальчика и его гордого лица.
Мери ничего не сказала ему. А говорила она вот что: «Ты можешь это сделать! Можешь! Я тебе говорила, что можешь! Ты можешь!»
Она говорила это Колину, потому что ей хотелось сделать чудо и заставить его удержаться на ногах. Ей не хотелось, чтобы он в присутствии Бена поддался усталости. Но он не поддавался. Она вдруг заметила, что он казался почти красивым, несмотря на свою худобу. Глаза его устремились на Бена с прежним забавно-повелительным выражением.
— Посмотри на меня! — приказал он. — Осмотри меня всего! Разве я горбун? Разве у меня кривые ноги?
Бен еще не совсем оправился от волнения, но немного овладел собою и ответил почти своим обычным тоном.
— Нет, — сказал
— Полоумный? — гневно сказал Колин. — Кто это думал?
— Всякие дураки, — ответил Бен. — Их много на свете, они и болтают… и всегда лгут. Зачем же ты заперся ото всех?
— Все думали, что я скоро умру, — лаконически ответил Колин. — А я не умру!
Он сказал это так решительно, что Бен смерил его взглядом с головы до ног.
— Ты умрешь? — сказал он сурово и радостно. — Ничего подобного! В тебе слишком много храбрости. Когда я увидел, как ты скоро соскочил на землю, я сразу понял, что ты молодец! Садись-ка на коврик, мой миленький господин, и давай мне приказания!
В его манере и тоне была странная смесь суровой нежности и лукавой догадливости. Когда он и Мери шли по длинной аллее, Мери не переставала говорить. Она сказала ему, что главным образом следовало помнить то, что Колин в ы з д о р а в л и в а е т — выздоравливает, и вылечивает его сад; никто не должен напоминать Колину, будто у него есть горб и что он умрет.
Раджа соблаговолил сесть на ковер под деревом.
— Какую работу ты делаешь в садах? — спросил он.
— Что прикажут, — ответил старый Бен. — Меня держат по ее милости, потому что о н а меня любила.
— Она? — спросил Колин. — Кто?
— Твоя мать, — ответил Бен.
— Моя мать? — сказал Колин и спокойно огляделся вокруг. — Это был ее сад, не правда ли?
— Да, так и есть, — сказал Бен, тоже оглядываясь вокруг, — и она его очень любила.
— А теперь это мой сад. Я его очень люблю и буду сюда приходить каждый день, — заявил Колин. — Но это должна быть тайна… Я приказываю, чтобы никто не узнал, что мы сюда ходим. Дикон и моя двоюродная сестра работали, чтобы сад ожил. Иногда я буду присылать за тобой, чтобы помочь им, но ты должен будешь приходить, когда тебя никто не увидит.
Лицо Бена скривилось в кислую улыбку.
— Я и прежде приходил сюда, когда меня никто не видел, — сказал он.
— Что! — воскликнул Колин. — Когда?
— В последний раз я здесь был… — он почесал подбородок и оглянулся вокруг, — кажется, года два тому назад.
— Но ведь сюда никто не ходил десять лет! — воскликнул Колин. — Ведь здесь не было калитки!
— Я и есть никто, — грубо сказал старый Бен. — И я не проходил в калитку, я перелезал через стену. А в последние два года мне ревматизм мешал…
— Ты ходил сюда и подрезал, и чистил здесь! — воскликнул Дикон. — А я никак не мог понять, кто это делал!
— Да, она очень любила сад… очень любила, — медленно сказал Бен. — И она была такая красивая, молодая. Помню я, она однажды сказала мне: «Бен, если я когда-нибудь заболею или меня здесь не будет, ухаживай за моими розами», — а сама смеется… А когда ее не стало, приказали никого не подпускать близко. Но я приходил, — добавил он упрямо. — Я перелезал через стену, пока ревматизм не стал мешать, и иногда работал там, один раз в год. Ее приказ был первый…