Так бывает… (сборник)
Шрифт:
Теща осторожно метнула взгляд.
– Денег лишних нет! – буркнула она.
– Я заработал, – невозмутимо добавил Гоги, – купил билеты.
– Маргоша еще мала для поездок! – не успокаивалась Танькина мать.
Георгий будто не слышал ее.
Таня ехать не хотела. Она проглотила огурец и сказала коротко и ясно одно слово:
– Диссертация!
– Таня, мама даже тебя не видела… И Маргошу… – онемел Гоги.
– Не могу – надо сдавать первую часть. Или ты хочешь, чтобы я ее вечно писала?
– Я поеду с Марго.
– Нет! – твердо оборвала мать. – Марго
Георгий спокойно отодвинул тарелку и вышел.
Лететь надо было через два дня. После работы Георгий зашел в универмаг «Москва». Ему хотелось чем-то порадовать маму. Манана очень ждала приезда невестки и внучки, но он не стал ее огорчать – до последнего надеялся и думал, что Таня передумает. На глаза попался белый чайный сервиз: выбросили к Новому году, и так удачно, что народ еще не собрался, не приметил такую находку.
– Девушка, выпишите мне, пожалуйста.
– Пожалуйста, – вежливо ответила рыженькая продавщица. – С наступающим! – добавила она.
И от этого простого «с наступающим» у Гоги поднялось настроение. Он счастливым шел с подарком домой, предвкушал встречу с матерью и с сестренкой, представлял, как они сядут пить чай за круглый дубовый стол, и Томарико придет – мамина подруга, и он покажет и фотографии маленькой Маргоши, а на лето уж точно, уж непременно они соберутся все вместе.
Дома было тихо. Маргоша спала, теща варила борщ. Гоги тихо прошел в ванную. Пока он мыл руки, отогревая озябшие пальцы под горячей водой, теща открыла коробку. Гоги вышел и обомлел: на столе красовался сервиз купленный для мамы в подарок.
– Ну, ты, зятек, и молодец! Тещу уважил! – довольно хмыкнула она. – Танька придет, чай пить будем.
– Не будем! – твердо отрезал Гоги.
– Как это не будем?
– Я маме купил. Это подарок. Мне неудобно ехать с пустыми руками.
– А… значит, к нам удобно, а к ним неудобно! Хорошо получается!
Гоги растерялся. Он и не подумал, что делает что-то не так.
– Но ведь я еду к ним в гости!
– Ну, это ты молодец, конечно, что в свой родной дом как в гости! А здесь ты, значит, хозяин! А пользуетесь вы, между прочим, всем, что я и Танин папа заработали! Своим горбом и трудом!
Она резко махнула рукой и случайно сбила со стола чашку, та взлетела, как летающая тарелка, и, сделав в воздухе прощальный пируэт, разбилась вдребезги!
– Ой! – от неожиданности выкрикнула теща. – Я случайно!
Гоги надел пальто и ушел.
Ночь он провел у ребят с курса – студенческая общага сменилась холостяцкой берлогой. Жили весело и беззаботно, и ничего не надо было никому объяснять. Гоги понял, что проехал станцию «беззаботность», а они вышли. Вышли купить яблок и пирожков, поезд уехал, а они остались, молодые и веселые, и не торопились на следующий перрон. Они просто помахали ему вслед без капли сожаления.
Проговорили до утра. Пили, курили и ржали, как кони, молодые и здоровые беззаботные кони.
Под вечер Гоги пришёл домой собрать вещи. Вылет был ночью. На пороге он заметил аккуратно упакованную коробку с сервизом и дорожную сумку.
– Я тебе вещи собрала. Ну и от меня подарки положила. –
– А диссертация? – улыбнулся Гоги. – Диссертация спит?
И было то, что мирит всех и вся,И забываются все кровные обиды,И все приходит на круги своя,И все равны: рабы, цари, сеиды.Самолет сел легко и грациозно. Грузинские летчики – это настоящие орлы, парящие на стальных крыльях. Теплый, почти весенний воздух, хотя и был конец декабря, обдал лицо Гоги. Всего семнадцать километров – и он дома! Всего каких-то тридцать минут – и он обнимет маму, сестричку и свою крестную Томарико! Они сядут и будут разговаривать. У Гоги сердце наполнялось теплотой и нежностью. Что-то сладкое и томное разливалось у него внутри – наверное, любовь. Он понял, как сильно он соскучился по дому, по кривым извилистым улочкам, по горячему хлебу и крикам соседей во дворе, по солнцу, по небу, по языку.
«Может, мне и не ехать никуда? Здесь меня лимитой никто не обзовет. Здесь мой дом, родные люди. Только вот Маргоша…» – тут же мелькнуло у него в голове. Он вспомнил ее глазки-вишенки, ее каштановые золоченые локоны, ее заливистый смех, липкие маленькие пальчики, когда она сидела у него на коленях и кормила крошечками. Гоги знал, что уйди он, мать Тани никогда не позволит видеться с дочкой. Он отсек все мысли про «остаться» и решил просто наслаждаться этим моментом, этим счастьем пребывания в родном доме.
Гоги свистнул по-мальчишески и запрыгнул в такси. Рот сам собой растянулся в улыбке.
– Комо-Узнадзе! – выдохнул он.
– Великокняжеская! – поправил его таксист и значительно поднял палец. – Я местный!
– Я тоже!
Радостные крики, возгласы «вай-ме» и слезы счастья. Дом – это там, где тебе рады, просто потому, что ты – это ты, не за что-то, а вопреки всему. Радуются твоим успехам, ошибкам, удачам и не… Рады просто, что ты живешь на свете. Такое возможно только в родном доме, и счастье, если он есть. Ты можешь прийти без звонка и приглашения, с пустыми руками и даже без рук, и тебе настежь откроют дверь и сердце, накроют стол и расправят постель.
Манана не видела сына три года. Теперь она смотрела на него и боялась не заметить какую-то новую черточку, какие-то изменения. Она считывала и запоминала. Инга крутилась и хвасталась новой кофточкой – Таня постаралась. «Все-таки Таня молодец», – подумал Гоги.
Манана сокрушалась, что не приехали все вместе, поставила фотку Маргоши на видное место. Пришла Томарико с возгласами и смехом. В кипенно-белое полотенце были завернуты горячие хачапури.
– Вай-ме! Как я могла не испечь их моему крестнику?! Чтоб глаза мои ослепли, если я тебя не откормлю! – она всплеснула руками и запричитала по-грузински.