Так дорог моему сердцу
Шрифт:
Вирджиния заглянула в овраг и вздрогнула от охватившего ее страха при мысли о том, что если бы не было крепких поручней, они легко могли бы свалиться в пропасть. Леон Хансон посмотрел на нее и заметил, что она побледнела. Успокаивая, он обнял ее одной рукой.
— Здесь не опасно, — сказал он, — но вы очевидно боитесь высоты.
— А вы? — спросила она, подняв на него глаза.
— О, нет, — он посмотрел вверх на величественные пики, возвышавшиеся вокруг них. — Мне хотелось бы взять вас однажды с собой в горы, и тогда, может быть, вы обнаружите, что, в конце концов, тоже не боитесь высоты.
—
Но внезапно ее осенило: С ним никакая опасность не была бы опасностью — или переставала бы быть ею. Она пересекла бы Африку с севера на юг, вынося все лишения пустыни, опасности и неудобства джунглей, если бы только он был рядом с ней. Все что угодно, любую цену она заплатила бы за то, чтобы он не уходил из ее жизни (или она из его, как непременно должно случиться!), только бы не услышать вскоре, что он женился на Карле Спенглер.
— О чем вы сейчас думаете? — спросил он мягко, вглядываясь в ее лицо.
Вирджиния знала, что не могла сказать ему, о чем думала, так что вместо этого она напомнила ему:
— Еще до того, как мы вышли из этого леса, вы сказали, что хотите попросить меня об одной услуге. О чем же?
— Я так грубо выразился? — проговорил он, и его взгляд снова, будто магнитом, привлекло к мягкой, нежной линии ее губ. — Кое-что на память об этом прекрасном дне — это, определенно, звучит гораздо приятнее!
И прежде чем она поняла, что он собирается сделать, он наклонился и решительно прижал свои губы к ее.
Вирджиния не отпрянула, не выказала изумления не вскриком, ни словом. Она просто взирала на него широко раскрытыми серыми глазами, и выражение в их глубинах невозможно было прочесть.
Доктор Хансон сделал быстрое движение рукой и убрал с ее лба выбившийся из под ленты локон. А потом очаровательно ей улыбнулся.
— Знаете, — сказал он, — я уже давно хотел это сделать — пожалуй, с самого утра! — потом он повернулся и пошел к мосту. — Я думаю, нам пора возвращаться, ведь надо вернуть корзинку в гостиницу, где мы обедали. Может быть, если будет не слишком поздно, мы сможем там поужинать, но с другой стороны, у меня такое чувство, что я должен вернуться...
— Конечно, — быстро сказала Вирджиния, — вы не должны позволять мне отнимать у вас слишком много времени.
— Ерунда! — он отогнул ветку сосны, чтобы она могла пройти, и улыбнулся ей. — Вы отдали мне целый день, и это было замечательно.
Это было замечательно, но они уже были на пути назад к действительности, и Вирджиния знала, что только ценой огромных усилий ей удавалось покуда сдерживать свою мучительную тоску. Он скользнул на сидение рядом с ней и завел машину. Она знала, что он ни за что не должен догадаться о ее чувствах — а он действительно подарил ей прекрасный день, о котором она будет вспоминать! — она начала оживленно с ним болтать, пожалуй слишком оживленно, и он странно взглянул на нее. И она продолжала щебетать довольно долго, пока они не подъехали к горной гостинице, где Богини Судьбы, которые сидят и, улыбаясь или хмурясь, взирают на повседневные дела смертных, решили, что ее день еще не подошел к концу.
Глава девятая
Машина вела себя не так примерно, как раньше, на последней миле или около того
— Не то чтобы я думал, что ужин будет недостойным завершением этого дня, — сказал он Вирджинии, — но я вспомнил пару вещей, которые намеренно забывал целый день, и моя совесть не совсем спокойна.
Но тем не менее он старался быть приятным спутником за трапезой, которую им подали на тот же балкон, где они обедали. Чувствуя его усилия, Вирджиния вступила в эту игру, пытаясь быть такой же оживленной. Но она чувствовала себя почти больной, ведь их настроение за обедом было таким приподнятым, а теперь, по крайней мере, у нее упало до нулевой отметки. Было бесполезно притворяться, что они хорошо проводят время, потому что она чувствовала его нетерпеливость — вполне естественную, думала она — но несколько снижавшую тот энтузиазм, который охватил их, когда они были на мосту у соснового леса.
Прошла половина ужина, когда извинившись он пошел позвонить домой. Когда он вернулся, она сразу могла сказать, что этот звонок ничего не сделал, чтобы рассеять его желание немедленно отправиться в дорогу. Он больше, чем когда-либо, насупил брови и рассеянно отвечал, когда их официант осведомился, принесли ли им кофе на балкон или в гостиничный холл, так как с каждой минутой становилось темнее, и здесь, в сердце год, уже начинал дуть резкий ветер приближающейся ночи.
— Нет, я так не думаю, — наконец ответил доктор. — В сущности, я думаю, что вообще не буду пить кофе. — Он посмотрел на Вирджинию. — Мне очень неловко, но у моей машины обнаружилась гораздо более серьезная поломка, чем показал предварительный осмотр, и может пройти несколько часов, прежде чем она снова будет в порядке. Здесь только одна машина, которой я могу воспользоваться, и она настолько устарела, что мне бы не хотелось рисковать вами, если вы согласитесь в ней ехать. Если я не справлюсь с ней, это ерунда, но если мы оба застрянем, для вас это будет гораздо серьезнее.
— Тогда... что же? — Вирджиния тревожно посмотрела на него.
Ей пришло в голову, что если бы они оба застряли на горной дороге, она бы никогда не пожаловалась. Но она надеялась, что он не мог прочитать ее мысли.
— Я предлагаю вам остаться здесь на ночь, а когда машина будет готова к завтрашнему дню, кто-нибудь из гостиничного персонала может отвезти вас в ней назад.
— Понимаю, — сказала Вирджиния, но она сказала это таким невыразительным тоном, что он немного улыбнулся.
— Мне очень жаль, — сказал он и, перегнувшись через стол, похлопал ее по руке, которая лежала рядом с тарелкой, куда она крошила кусок хлеба.
Официант, который все еще ждал распоряжений по поводу кофе, отвел глаза. У него уже составилось мнение о том, что раз знаменитый доктор Хансон привез ту же молодую леди в гостиницу уже во второй раз за один день, он должен быть более, чем заинтересован ею.
— Я действительно ужасно сожалею, но мне придется ехать быстро, а для вас это будет очень неудобно...