Так оно бывает (Юмористические рассказы и сценки)
Шрифт:
– Местком, говорите, будет поддерживать?
– Безусловно. Ну, я пошел, мне некогда... Пока.
– Елизавета Корнеевна, вы слышали, как они с ним расправились?
– Кто с кем?
– Ах, вы ничего не знаете?! Мне сейчас рассказал Василий Павлович Трухин: оказывается, наш управляющий накинулся на Карпентьева из строительного отдела и нанес ему побои. А председатель месткома - этот ваш любимец Ступицын - стоял тут же и еще, знаете ли, от себя наподдал. "Это, говорит, тебе за критику управляющего, это - за нападки на местком!" Так они вдвоем разделали Карпентьева,
– Какой кошмар! И неужели Карпентьев ничего не мог сделать?
– Я думаю, что он пытался сопротивляться. Тем более вы же знаете: Карпентьев всегда ходит с палкой... Но тут, можно сказать, двое против одного... Он замахнулся палкой раз, замахнулся - другой, а потом все-таки они с ним совладали.
– Какой кошмар! Ну, и где же он теперь?
– Кто? Карпентьев? В больнице, безусловно... А вы как думаете?! А эти двое - скорее всего - в милиции: протокол-то все равно надо составлять...
– Ай-ай-ай! Ну и нравы у нас!..
– Ай-ай-ай!.. Сергей Степанович, вам известно уже?
– Что именно?
– Нет, вы только представьте себе: ваш-то скромник Карпентьев из строительного отдела не то - в милиции, не то - в приемном покое Второй больницы...
– Карпентьев? За что?
– Ха-ха! "За что"! За то, что подрался с нашим управляющим и председателем месткома. Сразу с обоими! Как кинется на них на двоих и давай их своей тростью - по шее, по спине, по бокам... по куда придется...
– Карпентьев - по шее?!
– А вы как думали? Вот они - ваши тихони!.. Спасибо, тут случился милиционер. Дал свисток, вызвали наряд, поволокли его, голубчика... А управляющего - прямо в больницу. Говорят - перелом пяти ребер, не считая, значит, синяков там и ссадин...
– Позвольте! Вот они идут оба вместе - Карпентьев и наш управляющий и спокойно между собою разговаривают... Что же вы говорите, что они - в милиции, в больнице?..
– Тссс! Тихо! Они еще сами не знают, что между ними произошло... Давайте лучше уйдем... Тсс!.. Все на цыпочки, на цыпочки наступайте...
ТУШИНСКИЙ ВОР
Всем, конечно, известно: в начале семнадцатого века "тушинским вором" прозвали второго самозванца, который после гибели Григория Отрепьева объявил себя убитым в отрочестве царевичем Дмитрием... Именно он свой лагерь расположил в подмосковном селении Тушино. А сейчас в Тушино ходят автобусы и троллейбусы, там расположен Центральный аэроклуб. Там происходят праздники авиации, и парашютному спорту обучаются тоже в Тушино...
Вот меня и назвали однажды "тушинским вором", причем - назвали справедливо. Давно это было. Мне едва исполнилось восемнадцать лет, и я был крайне влюблен в некую Олю. И она испытывала ко мне чувство. Словом, пришло время мне познакомиться с ее родителями. Я был студент механического техникума. И мое общественное положение в принципе меня устраивало. Но перед отцом Оли хотелось показать более высокое социальное положение... Кто же не поймет такого стремления?..
А Владимир Андреевич - Олин отец - был полковник авиации в отставке. Вот я и наду-мал, чтобы завоевать его симпатии, притвориться видным парашютистом.
Когда я пошел в гости к Олиным родителям, я утащил на этот вечер парашютный значок нашего соседа - летчика. Знаете, красивый такой эмалированный синий значок, изображающий парашют в раскрытом виде, в полете, так сказать, а к нему подвешен маленький овальчик, на котором поставлена цифра, означающая количество прыжков, совершенных обладателем значка. У соседа прыжков было двести... И я не рассчитал, что двести прыжков, пожалуй - многовато для парнишки в восемнадцать лет... Но это уже я потом сообразил, что надо было раздобыть значок поскромнее. А в тот вечер я, значит, прикрепил себе к бежевой тенниске значок на двести прыжков и отправился к Оле.
Оля меня встретила в подъезде: от нетерпения вышла навстречу... Мы взялись за руки и вбежали в квартиру. В передней Оля выпустила мои пальцы из своих и вошла в столовую. А там уже был накрыт чай. Хлопотала Олина мама - милая женщина лет сорока. А папа сидел в качалке. Он поднялся мне навстречу, светлыми глазами человека, привыкшего глядеть в небо, посмотрел на меня... На лице папы была добрая улыбка. Жестом он пригласил меня к столу.
Но вот его взгляд задержался на моей груди, и улыбка погасла.
"Ага!
– подумал я.
– Клюнул на мой значок! Теперь он меня зауважает..."
Но Владимир Андреевич уселся сам (при этом он не спускал глаз с "моего" значка), подождал, пока Оля и я заняли места за столом, и лишь после этого произнес со значением :
– Это что же за украшение у вас, молодой человек?
– и движением подбородка он указал на парашютный значок.
– Да, вот... прыгаю понемножку...
– самодовольно ответил я. Безусловно - я не авиатор. (Сам не знаю, зачем я так сказал: авиатор, а не летчик.) Но тоже, так сказать, приобщаюсь к нашим советским деловым небесам...
Оля переводила взор с отца на меня и обратно. И почему-то покраснела. Но я не придал еще значения этому признаку... А Владимир Андреевич нахмурился, помолчал и спросил:
– Сколько раз вы успели спрыгнуть?
– Я? Я это... что-то порядка (тут я нагнул голову, чтобы еще раз прочитать число прыжков, обозначенное на овальчике под парашютом)... двухсот или даже - трехсот...
– Скажите! Триста раз прыгали! Такой молодой и - нате вам!
– И в голосе полковника звучала откровенная ирония.
От этой иронии у меня внутри что-то вроде лязгнуло или дернулось... В общем, я ни с того ни с сего поперхнулся и опустил глаза. А Оля почему-то застонала.
– Помолчи, Ольга!
– скомандовал отец, хотя она ничего не произнесла. Та-ак. А сколько вам лет?
– Лет мне... лет мне восемнадцать... с чем-то там...
– Смотрите: какой вы широкий, молодой человек, точно считать не желаете... Прыжков у вас - от двухсот до трехсот, а лет вам "восемнадцать с чем-то"...
– Папочка, может, сперва выпьем чаю, - дрожащим голосом выдавила из себя Оля.