Так произошло
Шрифт:
Атлас был на самом дне с момента своего основания, и возвращение к статусу-кво не устраивало никого, кроме, пожалуй, Джеймса Айронвуда, но его мнение значило удивительно мало в текущих условиях. Нет, текущий саммит был полем сражения для трех сил — Джонатана, Озпина и Салем… И Джемсу просто выпала сомнительная честь выложить на стол тот самый пирог, который каждый из них хотел бы поделить в свою пользу.
Синдер даже не сомневалась, что никто не согласится с предложением Джонатана — никому не нравилась справедливость, если ее клинок
И тогда Джонатану придется действовать. Действовать так, как не могли позволить действовать себе Озпин или Салем — и добиваться результата, что больше не был бы справедливым — и тем более не устраивал бы никого из больших игроков мировой политики.
Джонатан, вероятно, тоже осознавал это — осознавал, но надеялся вопреки всем мыслям, что ему удастся в очередной раз явить миру чудо. Чудо, что признали бы все остальные, что устроило бы все заинтересованные стороны, что великолепно вернуло бы все на свои места…
Но Синдер знала, что это чудо было неподвластно Джонатану — как и сам Джонатан. Если бы он действительно верил в то, что может договориться о чем-то с участниками саммита, то он, наверное, никогда бы и не стал подготавливать четвертый вариант саммита. Но ситуация была такова, что надеяться на саммит не следовало никому.
Синдер осознавала, что по итогу этот саммит вновь врежется в душу Джонатана, вновь заставит его принимать решения, что он не хотел… Осознавала, но ничего не могла поделать.
Такова была человеческая природа — когда час расплаты приходит к ним, они начинают молить о прощении, хвататься за призрачные соломинки, упорствовать даже перед лицом апокалипсиса…
Прежде чем оказаться стертыми с лица земли силой потока, приходящего с переменами.
Это было справедливо для всех остальных участников саммита, что явно продолжать упорствовать даже перед лицом Джонатана — и справедливо для самого Джонатана. Он будет упорствовать и торговаться с самим собой, прежде чем принять очередное решение, меняющее мир и его самого, снесенный с места неведомой стихией.
Это было печально, но если существовало то событие, где Синдер никак не могла помочь Джонатану — то именно здесь. Ему придется действовать самому — и принимать решение самому — даже если в глубине души он уже знал, какое решение он примет в конце концов.
Это напоминало Синдер странное и завораживающее зрелище мухи, застывающей в смоле — медленно, неотвратимо та погружалась в вязкую тягучую субстанцию, но даже осознавая своим мелким разумом неизбежность происходящего, та все равно пыталась вырваться, только для того, чтобы в конце концов восхитить будущего коллекционера своей позой, навечно застывшей в янтаре…
Как будто бы Джонатан, даже осознавая бессмысленность своих действий, все равно пытался совершать те. Это…
Грело душу Синдер.
Нет, не
Это было сражение Джонатана с самим собой, его желания все сделать хорошо, правильно, справедливо — и его понимания о том, что даже он не мог сделать этого, маг или нет.
И тот факт, что это сражение продолжалось, вновь и вновь, даже если сам Джонатан и наблюдающие за ним могли увидеть это — заставляли душу Синдер теплеть. Потому, что в борьбе Джонатана против самого себя, натуры человека против его позиции, Синдер видела черты того Джонатана, что когда-то спас ее из того отеля.
Как будто бы это было подтверждением того, что сколько бы лет не прошло с того судьбоносного дня — Джонатан терял, обретал и изменялся, но в конце концов все еще оставался тем самым Джонатаном. Тем самым человеком, которого когда-то Синдер…
Полюбила.
От мысли о том, что Синдер допустила в свой разум какую-то клишейную фразу, больше подходящую сопливому бульварному роману, чем ее размышлениям, Синдер чуть нахмурилась, сморщив лицо — выражение, что Джонатан называл «умилительным в исполнении Синдер».
С другой стороны, она все же читала несколько романтических книг, классических литературных романов и современной прозы, просто стараясь ознакомиться с тем, как описывались ее чувства — по крайней мере, обычно чувства, что испытывала Синдер другие называли любовью — с точки зрения остальных, но так и не нашла ничего подходящего под ее ситуацию или ее ощущения.
Не то, чтобы на свете было много книг, достаточно хорошо исследующих конкретно ее проблему — приемная дочь своего спасителя из ада, хуже чем рабства…
Если так подумать — наверное, была в этом какая-то глупая ирония — тот факт, что ближе всего к описанию ее ситуация подходила детская сказка, о которой когда-то рассказал ей Джонатан, о Золушке — разве что «принцем» — если быть точнее, то «королем» Джонатан стал чуть позднее, чем спас Синдер… Да и на «бал» ей не было суждено попасть — как не нашлось у нее и «крестной феи»…
Действительно, не столь уж подходящая аналогия — в конце концов ее мачехе и старшим сестрам даже не пришлось отрубать себе ступни, и в конце их не заклевали вороны…
Но по крайней мере это Синдер могла исправить.
Синдер ощутила, как мерно движущаяся машина медленно остановилась, прежде чем отвлечься от окна, бросив взгляд на Эмбер и Вернал, вдвоем бросающих все еще раздосадованные взгляды на Нио — Нио в ответ бросила точно такой же взгляд на нее…
Синдер только чуть улыбнулась в ответ, одним этим действие заставив Нио буквально скрипнуть зубами, прежде чем выглянуть в окно, проверяя, где именно они оказались в данный момент.