Так умирают короли
Шрифт:
— Это действительно так важно? — сочувствующе поинтересовался я.
— Что важно, Женя?
— Ваша поездка в Германию.
— В общем, да. — Он печально улыбнулся. — Но почему Самсонов так неуступчив?
Загорский остановился прямо передо мной и долго меня рассматривал.
— Потому что у него такой характер, — пояснил он после бесконечно долгой паузы. — Он по натуре человек злой.
Я не мог принять это утверждение как аксиому и хотел было возразить, но Загорский не
— Злой; злой; — с печальной уверенностью в голосе подтвердил он, — Он обо всех нас много чего знает и поэтому наблюдает за нами с насмешливым, но холодным интересом.
Вот тут я с ним был согласен. И сам не раз замечал этот изучающий взгляд Самсонова.
— Взять хотя бы твои отношения со Светланой…
А что такое? — ощетинился я.
— Даже то, что Самсонов демонстративно делает вид, что это его не касается, кажется мне унизительным. Он поднялся над всеми нами…
— Нет уж, давайте закончим со мной и Светланой, — прервал я его.
— А что — есть проблемы?
— Ну конечно. При чем тут Самсонов? Какое он отношение имеет ко мне и Светлане?
Загорский посмотрел на меня долгим взглядом и сказал:
— Надеюсь, ты знаешь о том, что Светлана — жена Самсонова?
Вас когда-нибудь били по голове? Сильно, чтоб искры из глаз? Вот примерно так со мной и было. Я захлебнулся воздухом и забыл, что значит дышать. Весь мир для меня сфокусировался во взгляде Загорского. Альфред смотрел на меня с состраданием и раскаянием.
— Прости, — донесся до меня его едва слышный голос. — Я сказал лишнее, кажется.
Большего потрясения в своей жизни я не испытывал. Будь я женщиной — хлопнулся бы в обморок.
— Они не живут сейчас вместе, — попытался вернуть меня к жизни Загорский. — Так что их брак — чисто формальный. — Он протянул руку и осторожно погладил меня по щеке. — Не надо переживать, Женя. И прости меня, пожалуйста.
Его лицо я видел сейчас близко-близко.
— Это жизнь, — прошептал Загорский. — А жизнь — она разная.
У него было горячее дыхание. И такие же горячие губы. Он осторожно целовал меня, придерживая мою голову своими сладковато пахнущими ладонями, и я даже не сразу сообразил, что происходит. А когда очнулся, меня почему-то обуял такой ужас, что я рванулся и с силой оттолкнул Загорского от себя. Он сделал два неверных шага, но удержался на ногах.
— Женя! — прошептал он. — Ну что ты, мальчик?
У него горели глаза, и ворот дорогой рубашки был распахнут.
— Не подходите! — пробормотал я, глядя на него с ужасом и отвращением.
— Браво! — раздался голос Самсонова.
Он стоял в дверях и дурашливо хлопал в ладоши. Мне стало нестерпимо стыдно. И Загорский, как я видел, тоже поник.
—
Он сделал небрежный жест рукой.
— Выйди! — Это мне. — Я хочу поговорить с Альфредом.
Я вышел из кухни и плотно прикрыл за собой дверь. Но тут же услышал звук пощечины. Я еще пару секунд сомневался — надо ли возвращаться, потом решился и приоткрыл дверь.
Загорский, скорчившись от нестерпимей боли, упал на колени. Он был очень жалок в эту минуту, и ничего аристократического в нем я не обнаруживал. Самсонов возвышался над ним, покачиваясь с пятки на носок.
— Я тебя насквозь вижу. козел, — сказал Самсонов добрым до неприличия голосом. Он обернулся и увидел меня. — Уйди. Здесь дяди разговаривают.
Я вернулся в комнату, где за столом одиноко сидела Светлана. Я сел напротив, чувствуя закипающее внутри меня бешенство.
— Где ты был? — спросила Светлана.
— Пусть тебе муж отчеты пишет, — огрызнулся я, уже почти себя не контролируя.
Она взглянула на меня с удивлением и тревогой. — Это правда?
— Что? — не поняла она.
— Насчет тебя и Самсонова.
Она изменилась в лице. Значит, правда.
— Сука! — сказал я. — Зачем же ты меня таким идиотом выставила?
Она судорожно всхлипнула и закрыла лицо руками. Сейчас забьется в истерике. Но мне ее совсем не было жаль, Я поднялся из-за стола, но уйти не успел, потому что появился Самсонов.
— О! — театрально закатил он глаза. — Какие страсти!
Светлана повернула к нему залитое слезами лицо.
— Ты подонок! — выкрикнула она. — Холодный и циничный мерзавец.
Вскочилаи запустила хрустальным стаканом в Самсонова, он едва успел увернуться.
— Хочешь, чтобы, всегда все было по-твоему. Вмешиваешься в чужую жизнь, лезешь в душу грязными руками…
Семейная ссора — невыносимое зрелище. Я вышел из дома. Цвет неба уже потерял яркость — первый признак приближающегося вечера. Я поднял лицо к небу и долго рассматривал редкие облака с розовыми брюшками. Мне было неуютно и одиноко. Хотелось вернуться в Москву и позвонить Марине. Хотя бы просто поболтать с ней, если уж она не сможет ко мне приехать.
Откуда-то вынырнул Кожемякин. Он был уже пьян и чем-то озабочен. Прошел мимо меня в дом, не сказав ни слова, будто и не заметил меня.
Проехала по соседней улице машина, и снова все стихло. Легкий ветерок приносил с клумбы сладковатый запах вечерних цветов. Я спустился по ступенькам и прошелся по асфальтированной дорожке до ворот. Уже знакомые мне «жигули» с надписью «Спартак» стояли через дом от нас.