Так умирают короли
Шрифт:
— А что плохого-то было?
— На работе у нас жуткая обстановка. У всех нервы на пределе. Постоянная грызня, какие-то дрязги.
— Это все из-за смерти Самсонова?
— В общем, да.
— Решаете, кому быть главным?
— И это тоже, — вздохнул я. — Но основная причина не в том.
— А в чем же?
— Убийца Самсонова — среди нас.
— Кто? — вскинулась Марина.
— Если бы знать. Расклад такой, что никто из посторонних убить не мог. Значит, кто-то из нашей компании. И вот этот гад затаился,
Меня даже передернуло, как только я вспомнил свои мучения. Марина осторожно, по-матерински, погладила меня по голове.
— А я слышала, что убийцу уже арестовали.
— Да он такой же убийца, как все мы! — с досадой сказал я. — Против него ничего нет! И вся его вина заключается в том, что он, получив от Самсонова по физиономии, пригрозил тому отомстить. И умудрился это сделать за пятнадцать минут до убийства.
— Значит, все-таки он?
Я покачал головой:
— Уж если человек решился на убийство, то не будет кричать об этом, да еще при свидетелях.
— А если он был так взбешен?
— Он убил бы Самсонова прямо там, на месте. Правильно?
Марина участливо заглянула мне в глаза:
— Может, тебе уйти оттуда?
— Куда?
— Куда угодно. В таких случаях тянуть нельзя.
Я не мог уйти. И объяснить причины тоже не мог. Только буркнул:
— Посмотрим.
Марина прижалась ко мне. Она была теплой и очень ласковой. Дарила спокойствие и без особого труда делала счастливым.
— Я люблю тебя, — произнес я. Она даже не пошевелилась.
— Ты слышишь?
Кивнула, но так и не повернула ко мне своего лица. Ее голова покоилась на моей груди, и в какой-то момент я вдруг почувствовал теплую сырость, как будто мне на грудь кто-то брызнул парным молоком. Я резко приподнялся и развернул Марину. Она плакала. Совершенно беззвучно — только слезы катились по щекам.
— Что случилось?
— Ничего, — всхлипнула она и улыбнулась сквозь слезы. — Просто сегодня ты сказал мне это в первый раз.
— Разве это такая уж трагедия?
Она снова улыбнулась:
— Нет. Но я не думала, что когда-нибудь этого дождусь.
— Это так важно для тебя? — изумился я. — По-моему, все было ясно и без слов.
— Ясно, конечно. Но хотя бы ради приличия мужчина сначала говорит, что любит, а уже потом — постель и все такое прочее.
— Мужчины действительно говорят это только ради приличия. Потому что все равно всегда подразумевается постель.
Я говорил насмешливо, стараясь тем самым скрыть собственное смущение и растерянность.
— Так что у нас с тобой, по крайней мере, все искренне, без притворства.
Марина покачала головой.
— Тебе никогда не понять женщин, — прошептала она.
Что правда, то правда. Познав ее смелость и напор едва ли не с первых
— Люблю тебя, — сказал я. — Наверное, только сейчас сам это понял.
Просил прощения за собственную толстокожесть.
— Я думал, что все продлится очень недолго. Побудем вместе и разбежимся. Я уеду.
— Куда? — вскинулась Марина.
— Я не собираюсь никуда уезжать, — пробормотал я, поняв, что проговорился.
Марина выглядела встревоженной. И как ей действительно сказать, что я уеду и это случится очень скоро? От одной мысли о предстоящем расставании мне самому становилось плохо. Она — здесь, я — там. Сначала редкие, раз в месяц, встречи. Очень недолгие и почти случайные. Я стану приезжать к ней на денек, и наша любовь будет сродни воровству. Потом мы будем расходиться все дальше и дальше, как это случается между редко видящими друг друга людьми. И в конце концов у нас не останется ничего, кроме щемящих воспоминаний.
— Я увезу тебя отсюда!
— Куда? — удивилась Марина.
— В Вологду.
— А твоя жена?
Черт, я же сам ей наплел когда-то про жену.
— Я с ней разведусь.
— И что я буду делать в Вологде?
— Жить, — сказал я. — Ты будешь моей женой. Наверное, она не восприняла мои слова всерьез, потому что засмеялась.
— Нет, — сказала она. — Я не могу быть твоей женой. Только любовницей.
Потянулась ко мне и поцеловала.
— Почему? — мрачно спросил я.
— Я не хочу тебя терять.
— Ты же будешь моей законной супругой.
— И потеряю тебя. Потому что ничто так не убивает любовь, как быт. Когда стираешь мужу носки…
— Я всегда делаю это сам!
— Или стоишь у плиты…
— Тут у меня есть сложности, — признался я. — Но буду учиться и уж без завтрака семью не оставлю.
Марина засмеялась.
— Я не о том, — сказала она. — Я тебя так люблю, что готова все делать сама. И буду делать — с радостью. И год, и два, и три. А потом — это не сразу произойдет, лет через пять, а может, и через пятнадцать, — я вдруг почувствую, что эта моя радость куда-то уходит. Улетучивается без следа. А это не радость улетучивается, Женя, а любовь.
Она приникла ко мне и затихла, как будто воочию увидела, как умерла наша любовь.
— Пусть! — сказал я решительно. — Пусть все умрет через пятнадцать лет! Но если мы сейчас не сделаем шаг навстречу друг другу, то все закончится гораздо быстрее! Уже через неделю. Или через две.
— Почему? — удивилась Марина.
Она не знала того, что знал я. И я понял, что сейчас все ей расскажу. Вот прямо сейчас. Уже даже рот раскрыл. И тут зазвонил телефон. Я снял трубку. На том конце провода был Мартынов.