Так умирают короли
Шрифт:
— Воды, — сказал он. — Холодной. Кипяченой. Он пил воду большими жадными глотками. И снова почему-то напомнил мне пса. Осушил стакан, поставил его на стол.
— С Загорским пока ничего, — сказал он. — Если тебя это интересует.
Конечно, интересует.
— Не дает показаний?
— Дает, да еще как — усмехнулся Мартынов. — Едва записывать успеваем. Но все не то.
Он говорил это ровным голосом, но я видел, как он раздосадован.
— Мы с ним беседовали
— Может, он и не виноват? — попытался я выгородить несчастного Загорского.
— А может, виноват, — парировал Мартынов. — Просто нет у нас пока на него ничего.
— А экспертиза? — подсказал я. — Следы, отпечатки и все такое прочее?
— Какие следы? Там все затоптано, будто Мамай прошел. — Мартынов вздохнул.
— И что дальше? — спросил я.
— Ищем, — отрапортовал Мартынов.
— Пока только Загорского подозреваете?
— Мы всех подозреваем, Евгений. Просто Загорский — единственный, до которого мы смогли добраться без проблем. Не крикни он тогда Самсонову «Убью!», сейчас ходил бы на воле вместе с вами.
Мартынову, конечно, хотелось, чтобы «Убью!» мы накануне убийства крикнули хором. Тогда он имел бы законное основание упрятать всю группу в кутузку, где разговаривать с нами было бы намного легче.
— Загорский, кстати, ссылается на тебя, — неожиданно сказал Мартынов. — Говорит, что ты давно был в курсе его планов.
— Каких планов?
— Поездка в Германию, — пояснил Мартынов. — Он говорит, что собирался вылететь туда задолго до случившегося с Самсоновым, и ты можешь это подтвердить.
— Могу, — с чистым сердцем подтвердил я.
Мне было по-своему жаль Альфреда. К тому же я не был уверен до конца, что убил именно он. Но на Мартынова сказанное мной не произвело ни малейшего впечатления.
— А, это все чепуха, — махнул он рукой. — Парниша зарабатывал себе алиби.
— А если нет? Он действительно собирался в Германию, а Самсонов его не отпускал.
— Почему? Было много работы?
— Дело не в этом. Просто они недолюбливали друг друга, как мне кажется.
— И поэтому Самсонов проявлял неуступчивость?
— Да.
Мартынов пожал плечами. Было видно, что сказанное мной он не рассматривает как алиби.
— Ну хорошо. Оставим это. Лучше расскажи, как похороны прошли.
Вот зачем он пришел! Узнать, что новенького мне довелось раскопать. Хвастаться особенно было нечем. Я коротко рассказал о событиях дня. Мартынов меланхолично кивал. Ничего нового я к его знаниям, похоже, не добавил.
— Как там вдова? — осведомился он.
— Ей тяжело, — не принял я его отстраненного тона.
Тут он
— Да, — сказал, придав голосу скорби. — Ей сейчас не позавидуешь.
Посмотрел на меня испытующе.
— Плакала? Я кивнул.
— На гроб падала? Рассудок теряла?
В его интонации мне послышалось что-то не очень хорошее. Я посмотрел Мартынову в глаза и вдруг понял, что он спрашивает — естественно ли вела себя Светлана, не было ли ее горе притворным. Я задохнулся от гнева и бешено завращал глазами.
— Ну-ну, — примирительно сказал Мартынов. Я тебя понял. — Придвинул мне стакан. — Принеси мне еще водички, пожалуйста.
Чертов психолог! Хочет, чтобы я поостыл, пока хожу туда-сюда. И я действительно немного успокоился.
— Я тебя о том дне хотел спросить, — сказал Мартынов и выразительно посмотрел на меня.
— Сегодня читал протокол твоего допроса и обратил внимание на то место, где ты рассказываешь об эпизоде с Кожемякиным.
— А что там с Кожемякиным? — насторожился я.
— Ты вышел из дома и стоял у входа.
— Да. Между Самсоновым и Светланой вспыхнула ссора, и я просто-напросто сбежал, чтобы ничего этого не видеть.
— И тут появился Кожемякин. Это произошло сразу?
— Сразу — это как?
— Ты вышел из дома — и увидел Кожемякина?
— Нет. Прошло некоторое время.
— Точнее, — требовательно сказал Мартынов.
— Пять или десять минут. — Точнее я сказать не мог.
— И он шел со стороны гаража, — подсказал Мартынов.
— Нет. Он появился из-за угла.
— Но за углом ведь гараж, — напомнил Мартынов.
Я обомлел. Потому что эта мысль не приходила мне в голову прежде. Кожемякин действительно шел оттуда. И там же очень скоро был найден труп. Сам же Кожемякин его и нашел. Случайно открыл багажник машины и сделал круглые глаза. А может, он знал? Еще до того, как открыть багажник.
— Ну, не знаю, — пробормотал я. — А что он сам по этому поводу говорит?
— Кто? — уточнил Мартынов. — Кожемякин?
— Да.
— А ничего. На допросе он даже не упомянул о том, что выходил из дома.
— Но почему он об этом умолчал?
— А потому, — ответил Мартынов и заглянул мне в глаза.
И только сейчас я понял, из-за кого он приехал ко мне и с таким терпением меня дожидался. Кожемякин. Это была его, Мартынова, новая версия.
Глава 35