Так задумано свыше
Шрифт:
Надо что-то предпринять. Исчезнуть отсюда. Объяснимся потом. Кашляю и, не глядя на часы, хрипло говорю:
— Ой, я же совсем забыла вас предупредить. У меня кое-какие дела. Я должна идти.
— Вы так и не поели… — голосом, в котором до боли отчетливо звучит желание задержать меня, произносит Эдвин. — Может, закажем чего-нибудь еще и вы хотя бы полчасика…
— Нет-нет! — восклицаю я, вскакивая с поспешностью, совсем не типичной для несуществующей Кэти Хайленд. — Я пойду… а то опоздаю.
— Мы еще встретимся?! —
— Нет! — бросаю я через плечо, не поворачивая головы.
Выскакивая из ресторана, я в прямом смысле перехожу на бег. Как это смотрится со стороны — дамочка с претензией на экстравагантность, в одной перчатке и несется как ветер, — мне совершенно безразлично. Пролетаю по вестибюлю, выбегаю на улицу, останавливаюсь, перевожу дыхание, оборачиваюсь и несколько мгновений не мигая смотрю на двери гостиницы. Эдвина нет. Он не пустился за мной вдогонку. И не может видеть меня из ресторана — окна смотрят в другую сторону. Выжидаю еще какое-то время, на всякий случай осматриваюсь, пересекаю дорогу и суетливо вхожу в бар, где по моей просьбе меня все это время ждет Мэгги.
Шумно сажусь на стул напротив и, не заботясь о том, наблюдают ли за нами со стороны, сдергиваю с головы осточертевшую шляпу.
— Мэг! Ты не представляешь, просто не представляешь!.. — Суматошными движениями поправляю волосы, сдергиваю очки, кладу их на край стола рядом со шляпой и окидываю и то и другое враждебным взглядом. — Чтобы я еще хоть когда-нибудь! Да ни за что на свете!
Мэгги кивает на мои руки.
— Где вторая перчатка?
— А черт! — Морщусь. — Наверное, я оставила ее там. Ну и бог с ней! Послушай… — Наклоняюсь над столом, хватаю подругу за руки и сжимаю их с такой силой, что она вскрикивает.
— Эй, полегче!
Мэгги высвобождает руки, а я взахлеб принимаюсь рассказывать:
— Представляешь, он не только помнит, но и ищет меня, даже порвал с какой-то там Элисон!
Мэгги переводит взгляд куда-то за мою спину, и выражение ее лица странно меняется, но я не обращаю на это внимания. Во мне все дрожит и клокочет, я чувствую необходимость сию секунду выложить все, что произошло, чтобы впечатления не задушили меня.
— Он верит, как дурак верит…
— Дурак! Очень верно подмечено! — гремит над моим плечом мужской голос.
Я умолкаю больше от того, что в легких недостаточно воздуха, и еще не понимаю, в чем дело. Но мгновение спустя воспроизвожу, что услышала, и в ужасе застываю.
Мэгги смотрит то поверх моего плеча, то на меня и выглядит такой растерянной, какой я, честное слово, не видела ее ни разу в жизни.
Надо повернуть голову, но моя шея будто закостенела. Вокруг галдят и смеются, а наш столик будто выпал из реальности и на минуту попал в зону полного беззвучия и неподвижности.
Мэгги первой приходит в себя.
— Присаживайтесь, — предлагает она, выдвигая свободный
— Спасибо, я постою. — Эдвин делает два шага вперед и оказывается прямо передо мной.
Смотрю сначала на его брюки, потом на темно-лиловую рубашку. Одна пуговка, вторая, третья… Моя отяжелевшая голова поднимается так медленно, что кажется, будто его лица я больше никогда не увижу.
— Ты забыла, — чудовищно спокойным голосом говорит он, когда я наконец перевожу взгляд на его глаза. В них больше нет звездочек и отражается лишь боль и холодная злоба. Он кладет на стол передо мной мокрую перчатку. — Может, еще пригодится.
Я не знаю, что говорить. Мэгги, стремясь спасти положение, смеется, словно услышала шутку.
— Ребята, давайте успокоимся. Эдвин, ты нас неправильно понял. Кэтлин всего лишь хотела…
— Я правильно ее понял, — резко и сухо говорит он, засовывая руки в карманы и становясь бесконечно далеким. Мне кажется, я медленно умираю. — Удачи, — небрежно произносит он. — Вам обеим.
Я вскакиваю с места, еще не зная, что намереваюсь предпринять, но Эдвин уже широкими торопливыми шагами идет к выходу. Вытираю с глаз слезы и устремляюсь вслед за ним, но Мэгги меня удерживает.
— Оставь его. Прежде чем объясняться, вам обоим надо прийти в себя.
— Прийти в себя?! — трясясь от негодования, кричу я. — Да что ты в этом понимаешь?!
На меня вдруг наваливается беспомощность и слабость, и я, закрывая лицо руками, опускаюсь на место и ложусь головой и грудью на стол. Мне так плохо, что я не могу даже толком поплакать.
Мэгги принимается гладить меня по голове.
— Не убивайся ты так, ну пожалуйста. Вот увидишь, он как миленький выслушает тебя, поймет и вы наконец сойдетесь. Иначе не может быть. Вы правда созданы друг для друга и доказали это — себе и всем остальным, в том числе и мне.
Я не желаю ее слушать и принимать эти жалкие утешения. В душе монреальская стужа, в затылок бьет праздное барное многоголосие, лицо сковано не то ужасом, не то сокрушительной силы раскаянием, не то предельным отчаянием.
— А знаешь, я теперь тоже верю в судьбу, — с неуместной мечтательностью говорит Мэгги. — Даже вдруг подумала: не завязать ли мне и с Фэрроу, и с Миллером? Чтобы дождаться и встретить своего единственного очистившейся и обновленной? А? — Она пошлепывает меня по плечу.
Я с неизвестно откуда взявшейся силой рывком поднимаю голову.
— Как ты можешь настолько умиротворенно рассуждать бог знает о чем? — Резко распрямляю спину, брезгливо стягиваю с руки треклятую вторую перчатку, бросаю ее вместе с первой на пол и приковываю к Мэгги исполненный ослепляющей злобы взгляд.
— Не бог знает о чем, а о моем счастье, — оправдывается она.
— Испортила жизнь мне и тут же не моргнув глазом принялась строить планы о том, как самой заполучить счастье, да?