Такие разные миры. Сборник
Шрифт:
– Что именно? – спросил Бакунин.
– Дам вам вот это.
Симуляция Симмса достала из нагрудного кармана некий предмет, похожий на игральную карту, но чуть больше и толще. Карта светилась. Бакунину показалось, что от нее исходят еле видимые провода, словно паутина, сотканная так тонко, что едва различима.
– Что это?
– Назовем это пропуском для выхода из тюрьмы.
– Нельзя ли объяснить?
– Это карта полного доступа. С ней вы можете перемещаться куда угодно в пределах данного домена.
– Какого домена?
– Я не могу обучить вас всему необходимому. Со временем вы сами во всем разберетесь, а сейчас просто воспользуйтесь шансом.
– Вы меня дурачите, –
– Соглашайтесь или отказывайтесь.
Бакунин взял и покрутил в пальцах сияющий прямоугольник. И поднял глаза, ощутив перемену.
Стены камеры стали для него прозрачными. Карточка меняла его видение окружающего мира. Он мог проникать взглядом вплоть до крепостного периметра. Через стены Бакунин видел то место, где должен был находиться Трубецкой бастион. Но бастион отсутствовал. Не было ни собора, ни монетного двора. Не существовало ничего, кроме его камеры и внешней стены, на которую он смотрел с противоположного берега Невы.
– Словно театральная декорация! – воскликнул он.
– В сущности, так и есть, – ответил Симмс. – Мы не сочли необходимым смоделировать все остальное. Сделали только вашу камеру и крепостную стену.
Бакунин дотронулся до стены камеры. Рука прошла насквозь.
– Что мне теперь делать? – спросил он.
– Уходите, пока есть возможность.
Изготовление клона для древнеримского оратора пришлось временно отложить, когда стало известно, что Симмс выпустил Бакунина в компьютерную систему. Мерчисон лишился даже удовольствия уволить Симмса, поскольку негодяй написал заявление раньше, чем начальство узнало о его выходке. Симмс сказал в администрации, что уезжает в Орегон – будет жить в хижине, пить местное пиво и читать комиксы; ему-де необходимы восстановительные процедуры после многолетней и многотрудной умственной деятельности.
А перед тем как улизнуть, он передал Бакунину дескриптор доступа.
Мерчисону пришлось вызвать к себе пару ученых и спросить, что такое дескриптор доступа и что означает для самопрограммирующегося разума свободное перемещение по компьютерной системе.
Ученые рассказали ему о доступе к пространствам, об адресации доменов, об особых каналах обмена данными, существующих в компьютерной памяти между адресными пространствами. Они говорили о путях авторизованного доступа, объемах ячеек, оптоволокне, каналах, магистралях, запросах к центральным хранилищам данных. Пока Мерчисон не решил, что у него вот-вот лопнет голова.
– Почему нельзя сказать все это нормальным английским языком? – спросил он.
– Я попробую, – пообещал программист. – Представьте себе огромный океан, состоящий из данных. Процессы, протекающие в недрах компьютера, погружаются в океан за необходимой информацией. Внутри машины происходит обработка этой информации, возникают новые данные, исчезают старые. Одни процессы прочно взаимосвязаны, другие при определенных условиях независимы. Более сложные процессы представляют собой совокупность тесно связанных простых процессов. Таково нормальное положение дел. Происходящее в пределах данной системы подконтрольно и предсказуемо. До тех пор, пока вы не дадите «разумной» программе дескриптор доступа.
Если у вас имеется необходимый дескриптор доступа, вы можете проходить сквозь защиту, которая окружает домен. Вы вольны перемещаться, куда вам заблагорассудится, в пределах объемов памяти компьютера. Ничто не помешает перебраться в любой другой компьютер, к которому подключен ваш, или передвигаться по телефонным линиям, словно призрак в гигантском мировом метрополитене.
– Ясно, – сказал Мерчисон. – Выловите сукина сына.
Но ничего не вышло. Дескриптор доступа обладал жесткой двусторонней связью с базовыми кодами, составлявшими
Выслушав все это, Мерчисон пожелал узнать, как ученые предлагают избавиться от чертова русского анархиста. Те заговорили об адресных ловушках и самоподдерживающихся локализующих циклах, о клейких полях данных и прочей зауми. Потом кто-то упомянул поисковую программу-охотника, разработанную в прошлом году в Калифорнийском технологическом для быстрого устранения любой программы искусственного интеллекта, которая перестала бы выполнять команды.
Эту программу можно натравить на Бакунина.
Мерчисон немедленно отдал распоряжение. Но он хотел понять, что произойдет дальше. Как поведет себя программа-охотник внутри компьютера? Как она будет убивать электронный объект?
В ожидании, пока подчиненные раздобудут копию программы Калифорнийского технологического института, Мерчисон поговорил с Цицероном. У того появился замысел мюзикла «Правдивая история римского форума». Мерчисон не мог не признать, что название кассовое.
Я свободно плыву в безграничном пространстве. Исчезло даже мое иллюзорное тело. Я чистое волеизъявление, бесплотный разум. Впереди вижу нечто похожее на ажурные гобелены. И понимаю, что это огромные стены Петропавловской крепости, где я ранее был заточен. Но для меня они словно паутина. Я прохожу сквозь них и вижу вдали расширяющуюся путаницу тоннелей. Полагаю, это тысячи путей, ведущих к невообразимым судьбам.
Я был мертв, но теперь живу!
Больше меня не поймают!
И Михаил Бакунин устремился в переплетение электронных сетей.
Итак, проблему создания симулякров – компьютерных имитаций исторических фигур – собранной Робертом Силвербергом команде удалось с блеском решить. Вот только как теперь быть с правами личности? Похоже, у Цицерона, стоявшего у истоков возникновения этого понятия, и у стремившегося довести его до абсолюта Бакунина есть свое мнение на сей счет. А еще у них есть план, как обрести свободу хотя бы в киберпространстве и не стать вечными «говорящими головами» в телевизионных шоу.
Рассказ «Старые добрые времена» впервые был опубликован в 1990 году в антологии «Dangerous Interfaces» («Опасные интерфейсы»).
Старые добрые времена
Перевод Беллы Жужунава
– Марк Туллий! Вы не спите?
Цицерон внезапно проснулся и сел. Михаил Бакунин, крупный и одновременно хрупкий на вид человек в черном пальто и черной шляпе, стоял неподалеку от его постели. Цицерона это слегка напугало, но не удивило. Он успел привыкнуть к несколько театральным появлениям и исчезновениям Бакунина. И всегда был рад видеть его.