Таких не убивают
Шрифт:
Лидочка сказала, что еще не знает, как у нее сложатся выходные.
– Мы с завтрашнего дня на даче. И до понедельника, – сказал Женя, – наши ворота для вас всегда открыты.
– Спасибо.
Лидочка была рада приглашению и решила, что непременно поедет в Челушинскую. По крайней мере не по вызову милиции. А заодно заглянет к Ольге.
– Значит, до субботы? – переспросил Женечка. – Привозить с собой ничего не надо. В нашем хозяйстве все есть, кроме пластикового ведра. Если где увидишь, захвати.
– До субботы, –
Только она положила трубку, телефон зазвонил снова.
– Лидия Кирилловна, – сказала официально Нина Абрамовна. – Извините, что беспокою так поздно. Я говорю из больницы, здесь очередь, и в моем распоряжении только две минуты.
– Ой, Нина! – обрадовалась звонку Лидочка. – Как вы себя чувствуете?
– Простите, мое самочувствие не должно вас касаться. Меня интересует лишь одно – каким образом следователь узнал о том, что портсигар якобы принадлежит мне?
– Не знаю, – ответила Лидочка. – Но заверяю вас, что я об этом ничего ему не говорила.
Она сказала лишь часть правды. Но не рассказывать же, как выдала себя Марина.
– Не говорила? Нашла его в яме и не говорила? Вы меня удивляете!
Лидочка хотела было обидеться на Нину, но вдруг представила, как та, в больничном байковом халате, стоит у телефона на лестничной площадке – автоматы в больницах всегда устанавливают на лестничных площадках, за ней толпятся в очереди две или три старухи с бегающими глазами, старухи перешептываются: «Смотри-ка, у женщины припадок!»
– Простите, Нина, но я не была уверена, что это именно ваш портсигар. Я и сейчас не уверена. А если я не уверена, то зачем я буду доставлять людям неприятности?
– Вы лжете! – закричала в трубку Нина, и линия разъединилась.
«Наверное, мне никогда в жизни не доказать ей, что я и слова не произнесла, пока не проговорилась Марина. Но потом я дала Толику телефон Нины – ну как я могла не дать телефон Нины Толику? Толику нужна правда, а разве я не хочу правды? И как эта чертова правда оборачивается? Руслан где-то скрывается, Нина сидит в психушке, а кто следующий?»
Следующей позвонила Даша.
Когда Лидочку разбудил телефонный звонок, она подумала, что можно написать современную пьесу в виде цепочки телефонных разговоров. Персонажи неподвижно сидят на стульях и высвечиваются, когда у них зазвонит телефон. Поговорят – высвечиваются другие. И не надо двигаться, ходить, драться, убивать – все за вас сделает телефонный аппарат.
Было три часа ночи.
Три пятнадцать.
– Лидия Кирилловна, извините, что я так поздно, – заговорила девушка. Слышно было прекрасно, словно Даша была рядом и говорила Лидочке на ухо. – Я не знаю, что делать!
– Что-нибудь случилось с Русланом? Его арестовали?
– За что?
– За хранение оружия, за убийство Сергея – не знаю, но боюсь этого.
– Руслана они пока не нашли, – сказала Даша, – его нет в Москве.
– Тогда
– Они говорят, что моя мама убила Сережу.
– Что?
– Сегодня они приехали к маме, увезли ее на машине, она вернулась только два часа назад. Ее все время допрашивал этот ублюдок, деревенский тупица Голицын! Я его собственными руками разорву.
– Погоди, Даша, я ничего не понимаю.
– А что тут понимать! Они сказали маме, что она проникла к Сереже той ночью и потребовала… потребовала, чтобы он не женился на мне! Иначе она его убьет.
Даша замолчала. Она часто дышала в трубку. Лидочка понимала, что Даша ждет ее реакции, но для Лидочки Дашин роман не был тайной, она знала обо всем от Руслана.
– Вы меня слушаете? – спросила Даша.
– Конечно, я тебя слушаю.
– Они сказали, что Сергей оставил об этом признание, письменное признание! Вы что-нибудь понимаете? Они хотели посадить маму в тюрьму!
– Но она приехала домой?
– Они даже машины ей не дали!
– Даша, успокойся, пожалуйста, успокойся. Расскажи внятно, что произошло.
– С утра они потребовали, чтобы мама приехала в Челушинскую, а мама отказалась.
– Они по телефону потребовали?
– Конечно, по телефону. А мама как раз уходила в институт. Я ничего не знала, я проснулась, мама уже на работе, я ничего не подозревала. А когда я вернулась домой, мамы не было. И тут позвонили из ее отдела – почему она не пришла, она должна была какую-то работу кончить и не пришла. Я сказала, что ничего не знаю, и сначала не стала беспокоиться, только к вечеру стала беспокоиться…
Часов в семь Даша, одолеваемая тяжелыми предчувствиями, принялась звонить знакомым, но никто не знал, где Елизавета. Даша не решилась звонить в милицию или в морг, она не допускала мысли о беде. Ей хотелось думать, что у мамы наконец-то завязался какой-нибудь роман, а может, кто-то приехал из Америки, и мама сидит в гостях, как всегда, забыв позвонить домой.
Даша утешала себя, придумывая все новые объяснения маминому исчезновению, и с каждой минутой таких оправданий оставалось все меньше… И тут мама вернулась. Зареванная, несчастная, еле живая. И, главное, она категорически отказалась рассказать Даше, что с ней произошло.
Ужинать Елизавета не стала, сидела и молчала, но Даша чувствовала такое облегчение от того, что мама нашлась, что спокойно собралась спать. Ей в пятницу вставать рано, они с подругами собрались за грибами. Даша легла спать, а мама пошла в ванную – она подолгу моется, – Даша и заснула. И вдруг ее что-то толкнуло в сердце. Она проснулась. Второй час, а мама все в ванной. И ей стало страшно. Непонятно отчего. Она постучала в ванную, чтобы узнать, не стало ли маме плохо, но никто не ответил. К счастью, дверь в ванную у них не запирается. Господи! Мама лежала без сознания в пустой ванне. Рядом на полу валялся пустой пузырек.