Такой долгий и откровенный день (сборник)
Шрифт:
– Будем благодарны.
– У нас прекрасный тыквенный суп, потом возьмите ягненка с нежным картофельным пюре, разочарованы не будете. Про десерт поговорим позднее. Идет?
– Хорошо.
– Воду, вино?
– Да-да, воду и вино красное сухое, давайте тоже на ваш вкус, – муж захлопнул меню – сегодня оно нам не пригодилось. Всегда лучше положиться на вкус знающего человека.
Официант уходит, мы остаемся в окружении незнакомых нам пожилых людей на картинах.
– Лена, а официант ведь прав: они действительно живые, эти люди на полотнах.
– Ну ладно, не пугай меня. Это все освещение
Ужин был отменный: все свежайшее, мясо мягкое, суп ароматный. Вино дополнило баранину как нельзя лучше.
Во время перемены блюд прочитали рекламный листочек об этом отеле-ресторане. Буклет был красочно оформлен фотографиями, сделанными в разные времена года. Ресторан на фоне сменяющихся сезонов. И главное, все правда. Обычно как бывает – на картинке все и всегда лучше. Потом в какое-нибудь место после такой рекламы приезжаешь: вроде и то, и совсем даже не то. А здесь – все то.
И на каждом листе рекламы заголовок – «В нашем отеле-ресторане вас от души приветствует Изольда Грюнефельд».
– Ничего себе тетя! Сколько добра! Посмотреть бы на нее. Причем, вот ведь интересно, всегда пишется: «Вас приветствует семья такая-то». И фотография семьи прилагается. Включая собак и младенцев. А здесь, значит, она единственная владелица. И фотографии нет. Старушка, может.
– Да-да, вот как с той картины, – после выпитого вина настроение у нас приподнятое, привидений с картин уже не боимся.
И на десерт мы все же отважились и, тяжело передвигаясь после всего съеденного, подались в сторону нашей гостиницы.
– Думаю, нужно немного пройтись, иначе просто не уснуть, – муж взял меня под руку и увлек в сторону парка.
– Да, десерт, наверное, все-таки был лишним, – согласилась я.
Мы гуляли по освещенным парковым дорожкам. По дороге никого не встретили, хотя ветки и предательски трещали по сторонам, и я испуганно вздрагивала, внимательно вглядываясь в темноту. Пытаясь отвлечься, я все думала про ресторан-музей и богатую Изольду. Интересно все-таки, какая она.
Я знала в своей жизни одну женщину с именем Изольда. Естественно, если не считать бессмертного произведения «Тристан и Изольда». Изольда из жизни была совсем не похожа на свою тезку из книжки. Довольно крупная, высокая, с необыкновенно красивым лицом и очень организованная.
Изольда (по отчеству – Павловна) готовила меня к поступлению в институт, занималась со мной географией. У нее определенно был педагогический талант. Она так заинтересовала меня добычей каменного угля и медной руды, так хорошо вбила мне в голову, почему заводы по этой самой добыче находятся именно в том, а не в другом месте, что в итоге эту, самую, как мне казалось, нудную тему из географии я сдала при поступлении в институт на пятерку.
Московская Изольда жила вместе с мужем и взрослой дочерью в комнате коммунальной квартиры. Здесь, в этой комнате, и проходили наши занятия географией. В первый же день я попыталась удивиться: как же тут могут жить три взрослых человека? Изольда снисходительно улыбнулась в ответ:
– Прекрасно!
И
– Это у нас кухня-столовая, – с достоинством объясняла Изольда.
Далее шла небольшая китайская ширма, состоявшая из двух половинок. На одной яркими сочными красками был запечатлен дракон с удивительно доброй мордой, на другой – экзотическое дерево. Прямо за ширмой примостились кровать дочери и тумбочка.
– Зона Любаши. Все, что нужно для жизни девушки!
Да уж, я даже позавидовала, как-то сразу забыв, что занимаю в нашей трехкомнатной квартире отдельную комнату. У меня не было такой ширмы, такой красивой, практически кукольной тумбочки.
Тумбочка упиралась в огромное трехстворчатое окно. И вдоль другой стены, напротив, начиналась обстановка как бы другой комнаты. Прямо у окна стоял большой старинный комод. Над ним – зеркало. На комоде аккуратно размещались красивые шкатулки и фотографии в резных деревянных рамках.
– Нравятся фотографии? Старинные. Это мои родители, – гордо продолжала экскурсию Изольда, – а это – старший брат, он в Ленинграде живет.
Следом располагался платяной шкаф, стоящий не вдоль стены, а поперек, отгораживая роскошную родительскую кровать с медными набалдашниками от чужих взоров. Дальше высился дубовый буфет, аккурат напротив круглого стола. Сквозь стеклянные дверцы была видна фарфоровая посуда.
– Ну согласись, очень уютно, у каждого свой угол, никто никому не мешает. И совсем даже не тесно. Или ты считаешь по-другому?
Я тоже так считала, у Изольды действительно было уютно. Вещей ровно столько, сколько необходимо, никакой захламленности, у каждого свой уголок.
Я любила приходить в эту комнату. Несмотря на то, что это была коммуналка, там не было унылой бедности, не было чувства неловкости от тесноты. Даже наоборот: сидя за круглым столом с тяжелой скатертью, я видела свое отражение в буфете и всегда думала, вот почему у моих родителей нет такой красивой старинной мебели. И чем диван и «стенка» лучше? И вот же: люди живут все вместе в одной комнате, а спят на кроватях. А у нас – трехкомнатная квартира, и приходится каждый вечер раскладывать диваны и стелить себе постель. То есть Изольда так разумно организовала пространство и обставила свою комнату, что у меня порой возникало даже чувство зависти к живущим здесь.
И вот, через много лет, встретилась мне другая Изольда, владелица отеля, ресторана и всего этого антиквариата. Может, эти люди на портретах – это тоже сплошь родственники, кумовья с зятьями? Из соседних городов.
Утром, придя завтракать в ресторан, я все оглядывалась по сторонам. Через час уезжать, а мы так и не познакомились с хозяйкой. При дневном свете уже не было этого эффекта присутствия духов старины. Картины и картины, статуи и статуи.
Уже когда мы допивали кофе, из коридора послышался страшный крик. Немолодой, судя по голосу, мужчина ругал свою непутевую жену: