Такси Блюз
Шрифт:
На мертвых памятниках мертвыми буквами высечено: «МаксиМалецкий» – Макс, «Савелий Смехов» – Шутил, «Сергей Некрасов» – Некрас, «Владислав Рошин» – Чика. Он здорово выбивал кон. Помните детскую игру советских времен. Свинцовая битка и сплющенные солдатские пуговицы. Их было пятеро… Не пуговиц – людей.
Позади захрустела промерзлая земля, хрусталики льда прогибались под человеческим шагом. Боря узнал эту поступь. Он слышал и раньше это свинцовое дыхание. Там, где-то в другой жизни.
– Я знал, что все это время ты стоял за моей спиной.
Борис, казалось, был готов к этой
– Наверное, знал, – добавил он и оглянулся. – Левая блевота, лежать на двухметровой глубине, разглядывая, как черви в покер играют. А сверху твой крест вороны обсерают, – поделился крамольной мыслью Боря. – Не находишь?
– Меня винишь?
– Сам как думаешь?
– Я здесь не для того, чтобы оправдываться перед тобой.
– Тогда для чего?
– Человечек шепнул, что вердикт суда будет однозначным… Если вернешься на процесс, тебя закроют.
– А ты решил стать моим ангелом хранителем.
Собеседник молча закурил и выпустил тонкую струю серебряного дыма в морозный октябрьский воздух. Боря снова обернулся туда, где из рыжей земли торчал мраморный ластик с четырьмя барельефами. На мертвом камне высечено вечное. А на коре его русской души славянской вязью нацарапано…
Глава 2. Дотянутся до небес
Там, под той самой землей не уютной, сырой, пустой, трагически тихо, как в пещерах Монахов Капуцинов. А им было мало… Мало лет, они были молоды и хотели жить. Но жить не монахами, а… как минимум…
* * *
Определиться в жизни, это всегда не просто. Это не тривиально, хоть так и может показаться. Находясь на грубом тесаном пороге в действительность, оставляя за спиной детство. Никто из этой пятерки не мог и знать, кем он будет, и чем он станет. Предсказание или прогноз, дело весьма не благородное, а вот цех по переработке плоти и духа работал в режиме нон-стоп. Без перерыва на обед и в четыре смены. Каждый в легкую мог стать продуктом общественной мясорубки. Подобные тянутся к подобным, они дружили с третьего класса. Макс и Борек учились в «Б». Шутил, Чика и Некрас на параллели, они тяготели друг к другу. легковетренные – Боря и Чика, не далеко отошедший в силу своей природной приспособленности Шутил. Интеллигент, педант, сын своих манерных родителей Некрас и идейный вдохновитель Макс. Бесспорно последнему посторонние наблюдатели с галерки отдавали без прений пальму первенства.
Все пятеро молодых людей закончили десятилетку в банальной средней школе сибирского города. Выбор – жизнь. Понимали все, как один, что эта та развилка, которая разводит друзей по разным сторонам.
– Но мы не все, – говорил Шутил. Его бешенный взрывной темперамент заставлял порой беспокоиться. – Мы должны быть вместе.
– Это не всегда реально… Но не ничего не возможного, – слова Макса доставали любого и щекотали диафрагму. – Нужно общее дело.
– Без проблем – криминал, отработаем по беспределу. Одно на всех дело и заведут.
– Не гони.
– Жизнь покажет, – уронил липкую фразу Борек и выпил рыбный стакан с разливным «Жигулевским».
В подвале
– Куда метишь? – первым порвал пафос неуютной дистанции Боря.
Максим неоднозначно пожал покатыми плечами:
– Хотел на юрфак.
– Что тут катать, корешок. Хотел, так и поступай. Нас на старости лет отмажешь, – Некрас хохмил. Влад его поддерживал в этом:
– Базар вам нужен, пацаны. Свой адвокат, взращенный в купели каменных джунглей. Будет делюгу разруливать. В кулуары власти вхож.
Боря молча пил и ковырял кроссовкой в пыли подвальной. В тот момент его темпераменту мог позавидовать флегматик сфинкс.
Макс посмотрел в низкий потолок так, словно вспомнил будни Оссоавиахима.
– Может, лицо кому-нибудь набить?!
– Чтобы наши экс-преподаватели не подумали, что мы достаточно толерантны? – продолжил Чика.
– Типа того, – и Борис смачно сплюнул слюну пивного оттенка в бетонную пыль их юности. Плевок сгруппировался и как колобок укутался в муке той самой пыли.
– Но жить-то как-то надо, – философски изрек Макс.
– Учитывая, что мы этим заниматься только начинаем…
В жизни каждого наступают моменты, когда необходимо принимать переломное, как прут из метлы, решение. Каждого. Просто, за кого-то его принимают другие. Ну, что ж, он сам проебал свою вспышку. Выйти из подвальной тени тяжело. Это как перепилить гирю, в которой золота – нет. Трудно детям подземелья выбраться на свет. Вернее, выбраться совсем не трудно, трудно другое. Устоять и не ослепнуть от того света. Тем паче молодым, переполненным амбициями и наполеоновскими планами людям. В свет и не ослепнуть, не потеряться от того света…
– Света-а, Све-е-та-а, о-о, ништяк. Давай, малышка, у-у-ух-х! – шипел и стонал в зависимой истоме Шутил.
Шустрая и крашеная не опытным маляром блондинка засовывала и высовывала его крайнюю плоть в свой и из своего пышного искушенного рта. В углу сидел Чика и обсасывал плавничок вяленой рыбы. Боря пил. Макса уже на этом празднике жизни не было. Он, как самый привлекательный для женского пола, отстрелялся первым и ретировался с подвального бардельеро. Некрас вежливо дремал.
Боря вздрогнул и выронил стакан. Чика оторвался от плавника. Это Шутил, как заправский сабвуфер, выдал порцию продолговатого истошного ора. Наконец-то он смог это сделать. Он все же кончил, пьяный и изнеможенный. Эксплуататор Светкиных бутонов, он все же сделал это, гоняя вялого, он все же кончил. Это было как великий Хельсинкский прорыв Брежневской дипломатии.
– А твоя мать-то знает, чем ты тут занимаешься?
– спросил Борек, отряхивая стакан от падения.
Приподнялся на локте Некрас. Локоть был опухший и отлежанный, как и его верхняя чакра в те похмельные минуты. Высокий, как небо, и грустный, как украинская луна, он сполз с раскладушки цвета американского флага и, расстегивая ширинку зеленых слаксов, потащил себя во тьму, как сомнамбула. Пиво выходило, необходимо было слить конденсат.
– Давай, торопись, а то мочевой пузырь лопнет, ноги промочишь!