Талант марионетки
Шрифт:
А что Корделии сказать? Ни слова.
Любить безгласно, —
второпях проговорила Жюли, чувствуя, что уже безнадежно провалила свою роль, и исправляться поздно. Через мгновение на ее руке повыше локтя железной хваткой сомкнулись мужские пальцы.
– Перерыв, – рявкнул режиссер и потащил девушку за кулисы. – А тебя на два слова.
Он угрожающе навис над Жюли, не выпуская ее руки. Она инстинктивно шагнула назад и почувствовала спиной стену.
– Как ты думаешь, для чего тебя
– Я… просто немного растерялась! Я буду работать, правда, – протараторила Жюли. Ее спина под платьем покрылась холодным потом. Она старалась не думать о том, что резкий голос режиссера наверняка слышен всем остальным.
Дежарден с силой встряхнул ее.
– Я не собираюсь слушать твои оправдания! – прорычал он. – Ты еще помнишь свое расписание? Ты играешь в половине спектаклей, но это не значит, что я не найду, кем тебя заменить, если будешь продолжать в том же духе. – Он снова тряхнул Жюли так, что она едва не прикусила язык.
– Сама не знаю, что со мной сегодня. Я исправлюсь, обещаю, – храбро выпалила девушка. – Прошу, дайте мне еще один шанс. Я все поняла.
– Надеюсь, ты действительно поняла. Если еще хоть раз перепутаешь слова, или будешь мямлить и сбивать с толку других актеров, или еще раз опоздаешь хотя бы на пять минут, – Дежарден склонился к ее уху: – На следующий день тебя здесь уже не будет. А сегодня чтобы я тебя больше не видел. – Он брезгливо разжал пальцы и пошел обратно, не интересуясь ее оправданиями. – Марианна, на сцену! – приказал он на ходу.
– Неплохо. Продолжим завтра, – бросил Дежарден на прощание и как всегда стремительно исчез.
Марк Вернер задержался у двери, намереваясь пропустить Жюли вперед, но та отрицательно покачала головой. Дополнительная репетиция с Марком и Дежарденом затянулась и оставила ее в смешанном состоянии возбуждения и усталости, но ей не хотелось останавливаться. Режиссер заставил их пройти все общие сцены не по одному разу – пока не поверил, что перед ним и в самом деле дочь и отец. Девушка опустилась на стул и закрыла глаза, но перед глазами все еще стоял образ Лира. Выражение его лица все время менялось – то на нем был написан праведный гнев, то разочарование, то обида, то искреннее раскаяние. Роль не отпускала Жюли, любовь к отцу смешивалась с горечью обиды, непониманием и жалостью. Она так погрузилась в обуревающие Корделию чувства, что за последние пару часов стала переживать эмоции героини глубже, чем свои собственные.
За окном давно стемнело, и Жюли не могла бы сказать, сколько часов она здесь провела. Девушка импульсивно встала и обошла комнату, прикасаясь пальцами к подоконнику, к спинке стула, к стенам. В ее воображении они преобразились в просторный зал с мраморными колоннами, где вдоль стен выстроились гости и придворные, а на троне величественно восседал сам король. Ее мысли вновь вернулись к сцене из первого акта. Она увидела надменные лица сестер, которые с трудом скрывали злобу, и перевела дыхание, впуская в себя обиду и справедливое негодование. Корделия порывисто вздохнула и подняла на отца блестящие от едва сдерживаемых слез глаза.
Но, государь мой, если мой позор
Лишь
Что на ветер я не бросаю слов
И делаю добро без обещаний,
Прошу вас, сами объясните всем,
Что не убийство, не пятно порока…
…Не нравственная грязь, не подлый шаг
Меня так уронили в вашем мненьи,
Но то как раз, что я в себе ценю:
Отсутствие умильности во взоре
И льстивости в устах: что мне в вину
Вменяется не промах, а заслуга.
Слабый желтоватый свет торшера мигнул, и голос Жюли стих. Девушка не могла оторвать взгляда от своего отражения, забыв о том, что ее репетиционным залом на сей раз оказалась спальня в квартире девочек. Из тусклого зеркала на нее смотрела ставшая такой знакомой Корделия: упрямое лицо, на котором истинные эмоции выдавали лишь ярко горящие глаза. На первый взгляд она не походила на Жюли, но теперь актриса близко узнала ее, и задумчивый взгляд стал почти родным. В юной дочери короля ощущалась та же прямота и та же готовность бороться с трудностями, та же любовь к жизни. Вот бы еще…
– Дорогая, ты что, еще не ложилась?
Она резко обернулась. Вокруг были все те же обшарпанные стены спальни, тот же ворох одежды на постели – только за окном теперь желтела луна.
– Эй, Жюли! – Сесиль положила руку на ее плечо, и девушка окончательно вернулась к реальности. Дениз уже упала на кровать, не позаботившись даже снять туфли. Элли остановилась у распахнутого шкафа, ища, куда бы повесить платье.
– Вы что, уже вернулись? Неужели вечеринка выдалась скучная? – Жюли чмокнула Сесиль в щеку и не впервые отметила про себя, что та как-то осунулась.
Дениз окинула подругу скептическим взглядом:
– Милая, тебе надо прекращать эти бдения над ролью. Ты на часы когда в последний раз смотрела?
Жюли бросила взгляд на циферблат часов над комодом – часовая стрелка приближалась к цифре пять.
– Значит, я забыла о времени, – констатировала она и в тот же миг ощутила, как навалилась накопившаяся усталость, а глаза начали слипаться.
– Надо же иногда и отдыхать, – пожурила ее Сесиль.
– Завтра в «Лягушке» Эрик отмечает день рождения. Ты пойдешь? Он про тебя спрашивал, – Элли подмигнула.
– Нет, не смогу! – Жюли пожала плечами, забираясь под одеяло. – Завтра опять придется весь вечер репетировать с Марком.
– Не понимаю, – Дениз опустилась на край кровати. – Неужели вы там еще не все выучили?
– Наверное, она просто запала на Жерома, – хмыкнула Сесиль. – Или на Марка. Хотя нет, он слишком старый!
– Можно подумать, Дежарден молодой! – воскликнула Элли, стянула через голову платье и встряхнула им прямо над вытянувшейся на кровати Жюли, чтобы расправить.
Но Жюли уже прикрыла глаза в блаженной полудреме. Да, наверное, им этого не понять. Над головой захлопали паруса, взбегая вверх по корабельным мачтам. Заскрипели натянутые канаты, и судно медленно двинулось в открытое море.