Талисман десанта
Шрифт:
– Хотя именно он-то нам и нужен, так что порядок, – Батяня достал карту. – Мы можем его обойти слева или справа – один хрен, так и так попадем, куда надо. Твои предложения?
– Давай подойдем поближе, а там посмотрим.
Однако горбатая скала «росла» на горизонте очень медленно – упрямо не хотела приближаться.
Солнце уже начало клониться к закату, когда наконец измотанные долгим переходом русские десантники подошли к намеченному ориентиру.
– Валера, ты видишь? – спросил Батяня.
– Вижу.
– Думаешь, это мираж?
Они подошли вплотную к самой скале. На ней
Десантники оглянулись – никого рядом не было. На горы опускался тихий вечер.
Столяров подошел вплотную и потрогал краску.
– Свежая. Рисовали примерно час назад.
– Да, блин, радует, что после ухода нашей армии здесь еще не забыли русский язык, – Батяня почесал затылок. – Писал явно наш человек – афганцы так ровно написать азбукой не смогут – у них выходят буквы кривые, косые. А тут – все аккуратно, и даже почерк можно определить.
– Я думаю так: это ловушка или чей-то дерьмовый розыгрыш, – злобно сказал Столяров. – Потому что в духов гор и джиннов из лампы я не верю, хоть режьте меня.
– Если бы нас хотели убить – они не стали бы играть с нами в «казаки-разбойники».
– Батяня, у нас заканчивается вода, еда, а жить еще все-таки хочется. Поэтому лично я выбираю правую стрелку.
– Да, мне тоже слово «Жизнь» больше нравится.
Несмотря на усталость, русские десантники решили не останавливаться, а продолжить путь, чтобы быстрей оказаться как можно дальше от подозрительной развилки.
Горная тропа поднималась вверх и бежала вдоль скалы, шириной примерно в два человека. Слева от нее была отвесная стена, а справа – бездонная пропасть.
– Ни хрена себе «жизнь»… Даже смотреть страшно, – буркнул Столяров.
– А ты вниз не смотри, – посоветовал ему Батяня. – Между прочим, по этой тропе недавно проезжали на лошадях.
Майор Лавров показал рукой на следы подков.
– Думаю, впереди нас ждет «горячая» встреча с русскоязычным джинном.
Не сговариваясь, десантники одновременно сняли с плеч оружие.
Тропа побежала вниз, идти стало намного легче. Однако десантники не торопились, они шли осторожно, ожидая подвоха в любой момент.
– Внимание! – прошептал Батяня.
Впереди на плоской террасе стояли две навьюченные лошади. Животные были привязаны к ветвям высокого кустарника.
– Осторожно, а то сейчас как выскочит Алибаба и сорок его душманов.
Десантники не стали спускаться по тропе, а, наоборот, поднялись вверх по горе, чтобы найти для себя лучшую позицию. Прямо над привязанными лошадьми они прижались к скальному выступу и стали осматривать местность, мысленно пытаясь представить, откуда могут появиться хозяева лошадей.
– Предлагаю, кто бы это ни был – талибы или мирные афганцы, – позаимствовать у них этих кляч, – прошептал Батяня.
– Я всеми руками – «за».
– Если это крестьяне, просто купим. Бабки у меня за пазухой, просоленные, но ничего – сойдут.
– А если это боевики – придется реквизировать, – поддержал предложение капитан Столяров.
Десантники ждали в засаде. Животные мирно пофыркивали, хвостами отгоняли мошек.
– У нас нет времени тут рассиживаться, – сказал Батяня. – Я спускаюсь, а ты прикрывай, если что. В общем, предлагаю просто свистнуть.
– Давай, Батяня, – одобрил Столяров.
Крадучись, майор Лавров спустился к лошадям. Осторожно осмотрел, что было на них, и чуть не вскрикнул от радости. В мешках обнаружилась еда, вода, патроны для «АКМ», и главное – не было ничего похожего на взрывчатку.
Батяня махнул рукой Валере, чтобы тот тоже спускался.
– Ты это, – начал было Лавров, – случайно в селении никакую старую лампу или кувшин не тер?
– Чего? – не понял капитан Столяров.
– Смотри, опять этот «джинн».
К бурдюку с водой была приколота записка: «Жизнь».
– Батяня, думаешь, это все нам?
– Рассуждать нам некогда – поехали.
Русские десантники вскочили на лошадей, и пока могли держаться в седле, пока усталость их окончательно не одолела, ехали намеченным маршрутом. Спать в седле, как древние монгольские воины, они, к сожалению, не умели.
22
Мустафа-Шурави сидел у разложенного костра в одиночестве. Он попросил своего верного Абу-Бакра, чтобы никто его уже не беспокоил. Воины гор расположились возле большого огня, от которого, впрочем, теперь уже оставались одни только тлеющие угли. Большинство горных воинов уже спали. Дружный храп отражался от скалы. Бодрствовали только караульные, расставленные по периметру места ночлега.
– Иди спать, Абу-Бакр, – сказал Мустафа своему помощнику.
Тот сидел на камне, укутавшись в чатор, и делал вид, что считает звезды, а сам тем временем посматривал в сторону своего командира.
– Я немного поразмышляю и тоже лягу.
– Хорошо, командир.
Абу-Бакр направился к спящим под открытым небом боевикам и лег рядом.
Мустафа-Шурави нащупал в кармане гильзу от русской снайперской винтовки. В свете костра он внимательно рассмотрел ее – ободки, оттиск бойка. Достал из рюкзака резную шкатулку, открыл ее маленьким ключиком и положил в нее гильзу. Затем принялся рассматривать вещи из шкатулки – там была афганская потемневшая монета, пожелтевшее письмо, написанное женским почерком, старая черно-белая фотография, на которой был изображен он сам – молодой, улыбающийся лейтенант Советской армии в десантной форме. Он обнимал за талию обаятельную русоволосую девушку. На обороте фотографии синими чернилами кругленьким почерком с завитушками было написано: «Набережные Челны, 1985 год. Я с мужем». Мустафа-Шурави медленно, как всегда это делал, букву за буквой прочитал надпись.
Горящее полено треснуло, выпустив в небо фонтан искр. Ветра совсем не было. Кругом лишь темнели молчаливые горы. Не отводя взгляда от костра, полевой командир смотрел на красный огонь.
– Ну раз уж нам пришлось ехать вместе, то меня Андреем зовут, – весело представился лейтенант.
– А я – Мустафа.
– Узбек или казах?
– Татарин, с Набережных Челнов.
– Значит, на твоем земляке чертыхаемся.
– Да, – улыбнулся Мустафа.