Талисман. Книга посвящений

Коллектив авторов

«Клён у крыльца дощатого барака…»

Друзьям детства

Клён у крыльца дощатого барака — его из прошлой жизни не сотру. Им выдержана времени атака, поёт зелёный парус на ветру. По улицам, где нет ещё асфальта, гонял я маломерку – велик свой. И через руль крутил, бывало, сальто, спасаемый землёю и травой. Здесь, во дворе шпаны и книгочеев, нас проверяло детство на излом. Чем старше мы и суше, и мрачнее, тем чаще вспоминаем о былом. Мы остаёмся там, где родились, в какой земле нам не пришлось лежать бы. Там, где судьба ещё, как чистый лист, и далеко до зрелости и жатвы. Всё исчезает в сутолоке лет, кумиров и диктаторов свергают. Но подростковый мой велосипед везёт меня и спицами сверкает. Снесён давно простуженный барак, меняются и климат, и режимы. Но сквозь десятилетий кавардак зелёный

парус реет одержимо.

Вячеславу Веселову

Писателю, журналисту, лётчику, археологу

Ты этих строк не услышишь и не прочитаешь. К нам не зайдёшь, чтобы «трёшку» занять на похмел. Сколько их было, победных и горьких ристалищ в жизни твоей, где устроиться ты не умел. В северном небе, душе не дающем привала, с птицей железной в кабине сроднился стрелок… Всё, что узнал ты, в тебе до конца бунтовало, всё, что впитал ты, бродя в перекрестьях дорог. Струи воздушные или потоки морские, прошлых веков по раскопам рассыпанный быт — всё сохранилось в тебе, словно золото Скифов, всё в твоих книгах, как жёрновом, память дробит. В ста словарях не нашёл бы я нужного слова, в сотне пророчеств свою не узрел бы звезду. Ты сберегал от безвкусного, глупого, злого, ты ободрял невозможную брать высоту. Мне ль не ответить: «Спасибо, старик, за науку!» Мне ль не отправить тебе в неизвестность привет. Где я пожму твою лёгкую верную руку, где я найду твой затерянный в вечности след?

«Немки российские, немки казахские…»

Поздним переселенцам

Немки российские, немки казахские — русские бабушки в скромных платках. Дома вставали с рассветными красками, с песней хлопочущих утренних птах. В избах – уют, чистота – в палисадниках, выметен двор, и порядок в хлеву. Только душа беспокойная в ссадинках, с детства цеплявшая злую молву. Изгнаны с Волги. Вагоны телячии вас притащили в тайгу или в степь. Кто-то вам в спину бросался проклятьями, кто-то делил с вами угол и хлеб. Что перенять вы смогли от родителей? — Верность укладу, терпенье, язык. Где ваши судьи и ваши гонители, где побеждённые, где победители? — Правды и лжи нестыкуемый стык. Здесь, вдалеке от привычного берега, здесь вам и дом приготовлен, и стол. Здесь вы по-русски общаетесь в скверике, руки сложив на широкий подол.

«Слов сентиментальных не любитель…»

Брату

Слов сентиментальных не любитель, с давних пор трудяга из трудяг, сам себя создатель и спаситель сам себя из бед и передряг. Может быть, под сатанинским небом в поезде, идущем на восток, в страхе и беспомощности слепо в материнский тыкался платок. Мальчик в синей новенькой матроске, с локонами светлыми до плеч. Выли бомбы, скрежетали доски, и молчаньем становилась речь. Вырвались из смертного капкана, приняла на жительство Сибирь, и за всех вздыхая покаянно, за руку взяла, как поводырь. По снегам, по лужам, по жаре ли шёл, обид и злости не копя. Тут тебя любили и жалели, огорчали тоже тут тебя. Рано повзрослевший, по-отцовски всё в себе стараешься сберечь… Мальчик в синей новенькой матроске, с локонами светлыми до плеч.

«Никуда уезжать нам не надо…»

Моим санкт-петербургским знакомым

Впрочем, нам и не надо

уезжать никуда

А.Кушнер

Никуда уезжать нам не надо, Рим, Париж и Венеция – здесь. Петербурга тире Ленинграда красота, величавость и спесь. Зародился российской столицей, горделиво взметнул купола. По утрам над Невою дымится трёх веков седоватая мгла. Ровно дышат роскошные парки, и не гаснут проспектов лучи. Во дворах с зарешёченной аркой чьи-то тени блуждают в ночи. И во граде Петровом, где мокро от холодных осенних дождей, улыбаясь чему-то, вдоль Мойки Пушкин резво идёт из гостей. Летний сад просыпается рано, сон слетает с богинь и богов. Сверлит небо струя из фонтана, пробивая заслон облаков. А картина меняется снова: мчит троллейбус, где был экипаж. Царь с царицей стоят на Дворцовой, приглашают зайти в Эрмитаж. Рядом с ними снимитесь на фото со счастливым смущённым лицом. Нам в России плохая погода не мешает, – считает ВЦИОМ 1 . Бродит прошлое мраморным эхом меж дворцов и священных могил… Разве можно отсюда уехать, если даже ты здесь и не жил!

1

ВЦИОМ – Всероссийский центр по изучению общественного мнения.

«Не желая Господа тревожить по пустякам…»

Валентине

Не

желая Господа тревожить по пустякам, да на это и прав никаких не имея, всё же с просьбой к нему пробегу по райским мосткам, избегая в деревьях уснувшего змея. И найдя старика в небесной его мастерской, предъявлю ему женщины снимок случайный, затерявшейся где-то по ходу жизни мирской, внятных весточек от неё не получая. И ничтоже сумняшеся, осмелев, попрошу: поскорей отыщи мне заблудшую деву. Обозначь ей тропку домой, как в лесу мурашу, осени на благое и доброе дело. Я стою пред тобою с дорожной сумкой, небрит, и бубню отчаянно: озари прозреньем, ибо, видно, не ведает женщина, что творит — не обидь её жалостью или презреньем. Ей по вере воздать бы удачей на много дней — говорят, всё можешь, чего б не коснулся. Сделай утро ранним, а закат хоть на миг длинней, сделай так, как прошу, пока змей не проснулся.

Алексей Хвостенко / 1940–2004 /

Хвостенко Алексей Львович («Хвост») родился 14 ноября 1940 года в Свердловске. Учился в Высшей школе искусств и Ленинградском институте театра, музыки и кинематографии. В 1963 году создал литературное направление, которое назвал «Верпа». Поэт и композитор, художник, скульптор. В конце 1960-х начале 1970-х годов Алексей Хвостенко принимал большое участие в жизни ленинградского и московского андеграунда: самиздат, сочинение песен, написание картины. В 1977 году эмигрировал во Францию, жил в Париже, где издавал совместно с Владимиром Марамзиным журнал «Эхо». Организовывал выставки, концерты, спектакли, перформансы на заброшенных фабриках и сквотах, был вице-президентом Ассоциации русских художников во Франции, В Париже Хвостенко возглавлял Ассоциацию русских художников во Франции, тогда же была написана песня «Город золотой» («Рай»), которую исполнил Б. Гребенщиков в к/ф «АССА». В Лондоне в 1981-м году Алексей Хвостенко записал альбом «Последняя малина», запись прошла с двумя парижскими цыганами: Паскалем де Люшеком и Андреем Шестопаловым. В России этот диск вышел только в 2004 году при поддержке Олега Ковриги. Так же Хвостенко вместе с группой «АукцЫон» записал альбом «Жилец Вершин» на стихи Велимира Хлебникова и альбом «Чайник вина». В начале 2000- х годов Алексей Хвостенко стал бывать в России, в 2003 году он провел несколько концертов в Москве и Петербурге, записал совместно с питерской командой «deГенераторс» диск «Могила-live». В начале 2004 года Хвостенко было возвращено российское гражданство, и он вернулся в Россию. Скончался Алексей Хвостенко 30 ноября 2004 года в Москве в 61 городской больнице от сердечной недостаточности на фоне пневмонии…

Катулл

Саше Дрюгину

Люблю и ненавижу. Далеко Стоит прохлада северного лета Проплывшей тучи выпив молоко Я пьян судьбою первого поэта Люблю и ненавижу. В самый раз Остаться здесь, развеяв пыль дороги Смотреть на небо, день уже погас И вечер ночи удлиняет ноги Дождусь утра. Сквозь тонкое стекло Мерещится легко и обозримо Летящего пространства волокно И слышен голос будущего Рима Люблю и ненавижу. Этот звон Из конуры мне цербер лает хлебный Уж тьму столетий вижу тот же сон И пью его настой целебный Открою дверь и жажду утолю Глоток с похмелья опрокинув света Пою я. Ненавижу и люблю Терплю покой последнего поэта Июль, 97, Cold Springs, Pen

Приличия ради

М. В. Ломоносову

правда, приятно согласие музыкальное, приятны и колеры, но их приятность весьма разная

к чему кто склонен, тому то больше и приятно, не всем одна забава угодна.

(из речи академика И. Вейтбрехта о клавесине для зрения)

мы в колбочках теперь летим в стекляшках бусинах летим теперь и вежливо киваем встречным: «с добрым утром «здравствуйте «когда «мы снова встретимся «на этом промежутке «когда мы вновь «в той паузе столкнемся лбами». (ах что за удовольствие лететь на чистой ноте иль плыть покачиваясь на второй линейке упрятавшись в бадью диеза) и каждый раз суворова встречая снимаем с головы ультрамарин а колер полководца подбоченясь нам тоже весело кричит «ура» с монблана вот всем на удовольствие война за право наслаждаться трением соприкасаясь с хрупкостью стекла и щуриться на яркие дощечки.

Город

Лизе Лозинской

Простой и ясный выстрел в небо Пустырь, над ним колодец плотный воздуха Плывёт огромный дирижабль В колосьях тронутого полиса Мир рассыпается на части Свирепым блеском до фундамента И близорукий полицейский В него гидрантом медным тянется От слова к действию. Что мыслью Основано на башне солода Шахтёр с лопатой золотою Спускается по руслу города Он так внимателен и цепок И так его рассудок пенится Что разгулявшийся прохожий Мораль припомнить не поленится Ночь, горизонт встаёт над морем И устремляется проливами В свой материк, к своим потокам Что полнятся его служивыми А те по дюнам-великанам Кирпич на камень, как положено Из дома в дом бегут с тимпаном Ручьям открыв природы госпиталь О врач, последним доходягой Склоняя плотное и полое Я брошу посох свой и лягу Под исцеляющим навечно пологом 23.03.97 N.Y.C.