Там, где фальшивые лица
Шрифт:
– Милорд, вас обвиняют в убийстве! – выдавил из себя носитель синего плаща.
– Неужели? – равнодушно поднял бровь граф де Нот. Казалось, что ему все равно.
– Люди кричат на улицах, что вы виновны в смертоубийстве на улице Ганновер.
– Что? – Тут уж недоумение смогло пробиться сквозь пелену безразличия. – Аллея Ганновер? Ганновер, двадцать пять?
– Нет, – удивленно ответил Джеймс. – Старый министр Уэрнер убит, как и вся его семья. Они жили по адресу Ганновер, восемнадцать.
– Томас Уэрнер?! Восемнадцать? – Казалось, сэр Ильдиар де Нот вдруг почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. – Бансрот подери!!! Только не это! Но ведь там был праздник… танец… шарманка… Эта Бансротова шарманка…
– Милорд, я знаю, что все обвинения ложны, – поспешил заверить
– Благодарю, паладин, это действительно гнусная ложь… – Магистр окунулся в какие-то свои мысли.
– За дело взялась тайная стража.
– Значит, и Орденский Трибунал. Джеймс, отдай от моего имени распоряжение святым братьям не покидать здание прецептории ордена и не оказывать сопротивления…
– Но почему, милорд? – удивился молодой человек. – Почему бы не отдать приказ о быстром сборе? Я уверен…
– Потому что, мой друг, сопротивлением мы лишь упрочим их мнение в моей виновности. – К предводителю мгновенно вернулись спокойствие и рассудительность – именно те качества, за которые его уважали орденские братья и которых ему так недоставало, чтобы забыть хотя бы на пару мгновений о похищении леди Изабеллы. – Предупреди всех и быстро уходи. К полудню тебя не должно быть рядом с прецепторией Священного Пламени.
– Но…
– Мне понадобится в городе человек, которому можно доверять, – разъяснил великий магистр, – если за дело взялся Высокий Орденский Трибунал, то здание будет оцеплено… Под арестом ты не сильно мне сможешь помочь.
– Что вы будете делать, милорд?
– Пойду к королю, – ответил граф де Нот, застегнул плащ с оторочкой из лисьего меха и направился в сторону дворца.
Наступил полдень. Главные ворота Гортена были уже давно открыты, и по тракту к ним громыхало расшатанными колесами множество телег, везущих различные товары к предстоящему ярмарочному дню.
По широкой разъезженной дороге, ведущей к городу с востока, быстро приближался всадник. Гнедой конь был пущен в галоп и летел так, словно на его спине сидел вовсе не человек, а кошмарный демон из бездны. Стальные подковы мощными ударами выбивали дорожную пыль, в стороны летели камни и грязь – всадник ничуть не заботился о том, чтобы придержать своего скакуна. Даже если на его пути оказывались препятствия в виде зазевавшихся пеших путников, те едва успевали увернуться из-под копыт. Ругаясь, сыпля проклятиями и неизменно поминая Бансрота, те, кому посчастливилось вовремя отскочить на обочину, грозили вслед спешащему всаднику кулаками и кляли королевскую службу Крестов. Эх, не так, совсем не так полагалось вести себя срочному посланнику, везущему письмо с «тремя крестами» [9] . Согласно Почтовому кодексу, гонец, следующий галопом по населенной местности или оживленному тракту, обязан был предупреждать путников о своем приближении звучным выкриком: «Дорогу! Дорогу!» и сигналом рожка. И только буде те добровольно не уберутся в стороны, ему разрешалось силой пробивать себе путь, не считаясь с травмами и разбитыми черепами несчастных, попавших под лошадиные копыта.
9
«Три креста» на письме означают, что гонец должен доставить послание в самые кратчайшие сроки. Существуют также «два креста», позволяющие вестнику направлять коня рысью, и «один крест» – соответственно, шагом. В те времена все письма помечали подобным образом, поэтому легкое на подъем братство тех, кто их доставляет, так и называли – служба Крестов.
Но этот посланник скакал молча, не обращая внимания на прохожих, будто ему отрезали язык и выкололи глаза, что, конечно же, было не так. Человек кутался в длинный темно-синий плащ с изображением желтой лилии на спине – символа служения трону. На его голову был надет капюшон, скрепленный прочными тесемками, чтобы не спадал на плечи при быстрой езде, отчего казалось, что не столько холодный ветер вынуждает его скрывать лицо, сколько возможность быть узнанным. Шею коня украшали две закрепленные на уздечке ленты белого
– Куда ж вы несетесь, сударь? – хрипло пробормотал бредущий по обочине бледного вида молодой человек в цветастых одеждах, тяжело хромающий на обе ноги. – Неужели в этом пропащем королевстве еще остались такие вести, чтобы топтать из-за них простых путников и загонять лошадей?..
Двигаясь в компании товарищей-циркачей, он то и дело ощупывал себя, словно не в силах поверить, что его руки-ноги хоть и едва срослись после переломов, но все же до сих пор с ним, а не остались лежать далеко на юге, в разбитых останках черной кареты на теальском тракте. Да, слава Хранну, пальцы на руках и ногах тоже никуда не делись, вот только идти было все еще тяжело, а голова кружилась так, словно по ней то и дело со всего размаху били тяжелым обухом. Человек сделал очередной шаг, споткнулся о камень и беспомощно растянулся на земле.
– Мэтр Гораций! Мэтр Гораций! Он опять потерял сознание!
– Положите его в мой фургон! – раздалось откуда-то сзади. – И, в конце концов, успокойте лошадей и постройте повозки в колонну! Этот безумец из «Крестов» нам всех верховых распугал!
Циркачи, отправив последнюю порцию проклятий вслед всаднику, принялись наводить порядок – знаменитый цирк мэтра Горация Головешки сегодня держал путь в столицу, впрочем, как и многие другие любители развлекать народ. Паяцы, клоуны, странствующие барды, акробаты и трубадуры – все они пестрой рекой стекались в Гортен ко Дню святого Терентия. Как и всегда, в этот праздничный день в столице намечалось большое веселье: сперва – турнир для рыцарей, после – забавы и игрища для простого люда, а уж затем и вечерний карнавал…
Стражники в надраенных до блеска кирасах, стоявшие по обе стороны городских врат, торопливо расступились, пропуская гонца, – не было никаких въездных пошлин или проверки личности, ничего из того, что могло задержать важного вестника. Но уж если бы им все же довелось сверить лицо посланца с висящими тут же плакатами о розыске преступников, убийц и беглых каторжников, сокрытый под капюшоном облик непременно вызвал бы не только вполне резонные подозрения, но и искреннее недоумение. И дело здесь было не в возможной схожести гонца с одной из темных личностей на плакатах, суть была в самом лице того, кто только что приехал в Гортен.
Лишь только путник миновал небольшую площадь, открывшуюся сразу за главными воротами, и выехал на широкую улицу с плотно стоящими по сторонам домами, как гнедой конь резко остановился. Всадник в синем плаще с лилией, вместо того чтобы поторопить вставшее животное, замер в седле и повел носом, словно принюхиваясь к месту, в котором оказался.
В ноздри ему ударило множество запахов – по большей части незнакомых, отталкивающих, душных. В городском воздухе витали вонь помоев и людской пот, запахи тухлой рыбы и подгнившего мяса, раскаленной на солнце черепицы, переспелых овощей, свалявшейся шерсти и вездесущей пыли. И еще в уши проник шум. Он шел отовсюду: сцепились языками уличные торговки, громко спорили двое зевак, нищие выклянчивали подаяние, истошно лаяли собаки. Точно злобные карлики, скрипели флюгера на крышах, колеса карет им подыгрывали, а кони подпевали пронзительным ржанием. Где-то выла труба и кричали глашатаи. Чудовищная соната потоком рвалась в уши, она походила на некую мерзкую тварь со множеством глоток, оканчивающихся вовсе не ртами, а присосками, которые мертвой хваткой вцепились путнику в уши. Огромный город встречал гостя. Пощечиной. Здесь было очень много всего, даже слишком много, и совсем ничего из того, к чему привык странник. Столько людей…