Там, где хочешь

Кудесова Ирина Александровна

— Ну и что. Я возле станции припарковался. Поехали.

Когда вошла в квартиру, Денис компьютер выключал, спать собирался. Головы не повернул:

— Э, да у меня гости.

98

Написала Аньке письмо.

Все рассказала. И про две фразы, с которых началось: «Если действуешь с сердцем, не раздумываешь. Зачем нужны отношения без сердца?» Возвращались в отель, говорили.

— Людям так легче — отношения без сердца жить не мешают. Ничего не даешь, ничем не рискуешь. Я тебе говорил, что порвал со своей подругой?

— Нет…

— Приехал, поговорили. Она поняла. Когда всё с сердцем, пустое не вынести. Не вынести

такое: «ничего не даешь, ничем не рискуешь».

Вряд ли это можно назвать разговором — она слушала. Наконец улыбнулась:

— Я рискну.

99

Явилась после макаронника, спать завалилась. Назавтра в отель пошла.

Шпион записал послание подружке.

Набрал ее номер — включился автоответчик. Сказал: «Между нами кончено. Тебе лучше здесь не появляться». Ждал этого, всегда ждал.

100

Вышла из метро — телефон чирикнул: «Одно голосовое сообщение».

Прослушала, и — камень с сердца: все само решилось.

Позвонила Ноэлю, сказала: «В Нуази больше не вернусь».

Ни холодно, ни тепло ответил: «Да?»

III

Aer

1

Мне всегда говорили, что жизнь коротка, Она быстро течет — так мелеет река. Говорили, что время — мерзавец и вор, Наши слезы ему, как под ноги ковер. Но мне кто-то сказал, что ты любишь меня, Он сказал, ты по-прежнему любишь меня, И виня, и браня… Мне всегда говорили — злодейка-судьба Прочит ласку, но только на деле груба, Счастье будто дает ни за что, задарма, И ты тянешь ладонь, и ты сходишь с ума…

Марина стояла, заткнув уши ipod’ом, на острове Ибисов, смотрела в темную воду.

Но мне кто-то сказал… что ты любишь меня, Он сказал, ты по-прежнему любишь меня, И виня, и браня…

Эту некогда популярную песню, с которой фотомодель Карла Бруни вышла на музыкальную сцену, Марина любила — даже не за слова, за голос: мягкий и шершавый, как язык у кота. Три месяца не видела Дениса, до сегодняшнего дня. Единственный человек, который мог ее спасти, который понимал, каково ей, сидел на террасе кафе “Marco Polo”на площади Nation: когда она вошла, не улыбнулся.

Но вот если б узнать, кто мне так говорил… Я не помню лица, это было в ночи, Его голос со мной, что секрет мне открыл: «Он вас любит еще, но о том помолчим…» Видишь, кто-то сказал, что ты любишь меня — Не послышалось мне, что ты любишь меня? И виня, и браня…

Век так простояла бы у воды, на острове, где сто лет назад поселили двух ибисов из Египта,

да не выжили ибисы в суровом французском климате. Домой идти не хотелось.

2

Три месяца прошло с той минуты, когда она захлопнула дверь квартиры в Нуази, добежала до лифта, держа в руках жестяную цаплю. Лифт долго не приходил, в голове крутилось: войду и двери отрежут меня от этого всего. Это всё: комната, в которой стало так неуютно после того, как она сорвала со стен свои картинки; Тора и Тила, опустевшее зеркало в ванной, пузатоногий столик за аквариумом, на котором Денис уже навалил бумаг, «Американка в Италии», пестрое казахское покрывало — в памяти оставался его запах, легкий запах крашеной ткани.

В лифте стояла женщина, одетая в абайю, арабское одеяние до пят. Марина выдавила «бонжур», уткнулась взглядом в дверь. Услышав: «Могу я чем-нибудь помочь?» — не оглянулась, просто помотала головой. Она выйдет отсюда и забудет все, обязана забыть. Не ей надо помогать — а тому, кто остался в квартире на семнадцатом этаже.

3

— В Нуази больше не вернусь.

— Да?

Гадала: удивится? обрадуется? Ведь наверняка думал, что связался с той, которой удобно это — муж & любовник, игра с вечной ничьей. Нет, пожалуй, любовник в проигрыше — если его серьезно накрыло. А Ноэля накрыло.

— Да.

Помолчали.

— Я сегодня в отеле, но завтра можно увидеться.

Принялись говорить на посторонние темы. Ноэль ни с того ни с сего спросил: «А сколько у тебя было мужчин?» — и Марина фыркнула: «А у тебя?»

— Ни одного.

— Я про подружек!

— А! Я уж испугался. Не считал. Десятка четыре. На два не дели.

— Не делить на два?

— Мужчина называет цифру, которую надо делить пополам, а цифру, названную женщиной, надо умножать на два… Да, а сколько из них — не по любви?

— Я все делаю по любви.

Потом подумала, что с Витей, наверно, по дружбе.

— Нет, был один.

Почему-то вспомнился ветеринар с первого этажа — поймал у лифта, прижал спиной к перилам, начал возить небритой мордой по лицу. Затащил к себе. Но он не в счет. А вот в счет — мальчишка, певший ей серенаду на ступеньках московской художественной школы. Когда у них, юных, по расписанию была обнаженка, рисовали обычно обрюзгшие тела тех, кто готов за копейки стоять неподвижно сорок минут, пока шуршат карандаши. Неизменной моделью являлся Василий — бомжеватого вида мужик лет шестидесяти, с хвостом, перетянутым аптечной резинкой: этакая помятая пластилиновая масса. Когда Марина встала на деревянный круг и скинула халат, по классу прошла волна: все разом выдохнули… Ну мальчишка и влюбился, пел про тело Эсмеральды, трогательно. Привел к себе домой, родителей не было. Забавно стать первой… Хотя нет, какое там веселье, она ведь в Москву примчалась Вадима искать, копила силы, чтобы доехать до квартиры, которую вместе покупали… он покупал. Преодолеть расстояние Новочебоксарск — Москва оказалось проще, чем десяток станций метро. Что до мальчишки, то, наверно, искала она в нем что-то, сама не знала что. А если не знаешь, никогда не находишь.

— Нет, их двое было.

— Даже не помнишь всех… А говорила — только по любви.

Тогда она не почувствовала опасности.

4

В семь утра вышла из отеля. Было холодно. Поехала в Нуази — забрать необходимое.

Денис спал. Легла в одежде, пледом укрылась.

Когда проснулась, он сидел за компьютером.

— Корто!

Головы не повернул.

Для нее ничего не изменилось. Просто теперь она будет жить не здесь.