Там, где колышется высокая трава

Ламур Луис

Левитт держался непринужденно и самоуверенно.

– Ну что, Кеневен, выпьем, что ли?

– Спасибо, я себе уже налил.
– В зеркале его неопрятность в одежде резко контрастировала с надменным великолепием Стара Левитта. Он мрачно рассматривал свое отражение. Каковы его шансы? И можно ли еще на что-то надеяться, решаясь на соперничество с таким франтом, как этот?

У Левитта была приятная улыбка, и теперь он как ни в чем ни бывало пробовал завести разговор.

– Собираешься уезжать?

– Мне здесь понравилось, - сухо ответил

Кеневен, не выказывая никаких эмоций.

– Говорят, что в этих краях как раз и нужны такие люди. Постоянные жители те, от кого будет зависеть, чтобы этот край стал проветающим. Замечательная идея, если, конечно, знать, где осесть.

– А то как же... А, кстати, как насчет лично тебя, Левитт? Рассчитываешь, что удастся вылезти вперед, когда Пог и Рейнолдс станут проверять клейма?

От неожиданности Пат со звоном опустил на стойку стакан, который он до этого держал в руках. Кеневену вдруг очень захотелось сказать какую-нибудь грубость. Это было очень странное ощущение, какого ему еще не приходилось испытывать никогда прежде. Это было гадкое, мерзкое, навязчивое чувство, вызываемое в нем этим человеком. Но у него был план, который теперь требовал от него дальнейших действий.

– Я тут проезжал по пастбищу и обратил внимание на коров, у которых тавро "ВВ" оказалось переправленным на "Три Алмаза", а "Бокс-Н" вдруг превратилось в "Бокс-Три-А". А оба эти знака принадлежат тебе.

Это был очень рискованное заявление, и Кеневен прекрасно это сознавал. Ему не хотелось затевать ничего подобного, по крайней мере не здесь и не сейчас, но внутренний порыв был непреодолим.

Левитт стоял совершенно неподвижно, остановив на нем свой строгий, невозмутимый взгляд.

– Ты завел опасный разговор, ковбой! Я говорю тебе об этом, как сказал бы любому другому, оказажись он сейчас на твоем месте. Ты стоишь у края глубокого омута, слишком глубокого, чтобы выплыть оттуда.

– А уж об этом позволь мне судить самому. К твоему сведению, Левитт, мне раньше приходилось видать омуты и поглубже, и я плыл в тех местах, где мне не удавалось перейти вброд. А уж если и плыть было невозможно, то я устраивал все так, что под ногами у меня всегда оказывалось твердое дно.

Левитт говорил, не повышая голоса, но его гнев и раздражение были очевидны, и по всему было видно, что он не привык к тому, чтобы над ним подобным образом насмехались или грубили в ответ. Будучи человеком далеко неглупым и довольно сметливым, он все же относился к той категории людей, кто предпочитал действовать неспеша и делать все по-своему.

Теперь Кеневену удалось уяснить для себя еще кое-что. Его соперник мог неплохо владеть собой, но начинал злиться, когда кто-либо осмеливался ему возражать. А человека с таким складом характера было можно подтолкнуть к поспешным и непродуманным действиям.

– Ну ладно.
– Теперь Кеневен решил подлить побольше масла в огонь. Ты тут как-то на днях говорил что-то о якобы застолбленной собственности. Хотелось бы знать, насколько прочно вбиты

твои колышки. На мой взгляд, Левитт, ты расставил их не слишком-то удачно, и к тому же просто интересно посмотреть, что будет, если кто-нибудь все же решит потеснить тебя вместе со всей твоей разметкой. Ты, Левитт, ведешь себя, как великан посреди крохотной лужицы, но только разлетающиеся во все стороны вокруг тебя брызги не производят того эффекта, на который ты так рассчитываешь. Так что теперь, когда моя позиция тебе известна, нам более нет нужды ходить все вокруг да около. Я готов, Стар. А ты как?

Прежде чем Стар Левитт успел что-либо ответиить, чей-то совершенно посторонний голос вмешался в их разговор.

– Отойди в сторону, Стар, и позволь мне прикончить его!
– Внутри у Кеневена похолодело, а по спине пробежали мурашки. Он узнал голос Эммета Чабба.
– Он мой, Стар!

Такого поворота событий Билл Кеневен уж никак не ожидал. Да, он предвидел встречу с каждым по отдельности, но только теперь ему пришлось столкнуться лицом к лицу сразу с двумя лучшими стрелками на всем западе, и он был один. Он хладнокровно выжидал, обстановка накалялась, и теперь он слышал прерывистое, тяжелое дыхание хозяина салуна.

Но тут совершенно неожиданно для всех тягостная тишина была нарушена негромким замечанием Марби.

– Если уже они нарываются на это, Кеневен, то я могу взять на себя некоторую часть твоей работы и самолично позаботиться о Левитте. Он как раз у меня под прицелом.

Взгляд Левитта не дрогнул. По глазам противника Кеневен видел, что тот быстро соображает, и, видимо, в конце концов, с завидным хладнокровием делает вывод о том, что при подобной расстановке сил сложившаяся ситуация не сулит ничего хорошего ни для кого. Итак, двое на двое, но позиция Марби, находившегося у окна со стороны улицы, была ключевой, а Левитт и Чабб стояли спиной к нему.

Но тут в дело вмешался Пат, благодаря которому и наступила долгожданная развязка.

– В этом заведении стреляю только я!
– хрипло сказал он.
– Марби, стой, где стоишь. Чабб, убери руку от пушки, а потом разворачивайся и уходи отсюда. Левитт, ты следующий. Я не собираюсь из-за вас заново посыпать пол опилками. Ясно вам? Не собираюсь и не буду!

Его приказ был подкреплен дулами двустволки, возникшей откуда-то из-за стойки бара, а спорить с ружьем со столь малого расстояния охотников не нашлось.

Чабб не заставил просить себя дважды. Он был слишком опытен и умел вовремя оценить свое положение, а поэтому, развернувшись на каблуках, он безо всяких возражений тут же вышел из салуна.

Левит задержался на мгновение дольше.

– Ты сам напрашиваешься на большой скандал, Кеневен. Что ж, поглядим, на что ты способен.

– Когда начнут сгонять скот, я помогу тебе проверить клейма, - сухо проговорил Кеневен.

Левитт тоже направился к выходу, а Марби, перекинув через подоконник сначала одну, а затем и вторую ногу, влез в салун через окно.