Там, где нас нет

Успенский Михаил Глебович

Яр-Тур сверкнул глазами и набросился на баранью ногу.

— Надо съесть все зараз, — говорил Жихарь между глотками. — Иначе наши мнимые понарошки все подметут и от еды сделаются настоящими — вот тогда наплачемся… Э, да тут не только вода, но мы в жару пить не будем чистое, станем разбавлять… Ай да Демон! Правда, он кого-то обездолил, голодом оставил…

— Так мы едим краденое? — поперхнулся Принц.

— Когда же это воин свое-то ест? Ты давай, давай, а крошки петуху скармливай, нечего мнимых-то расповаживать…

Съели

и выпили все, только флягу с водой богатырь схоронил за пазуху.

Теперь можно было и поспать.

— Ты мне башку-то на плечо не пристраивай, — сказал напоследок Жихарь. — Помнишь, поди, что Соломон Давидович про Содом-то с Гоморрою сказывал?

Вдруг наверху что дурное подумают, да и окатят горящей смолой?

Покудова спали беспечно, туман развеялся, но ничего хорошего не открыл. В сотне шагов впереди поднималась и уходила, кажется, прямо в облака почти отвесная гранитная стена. Она тянулась и вправо, и влево.

— А мне казалось, мы перелетели через земной разлом, — упавшим голосом сказал Принц.

Жихарь ничего не ответил, размотал с пояса обрывки веревок, прихваченные с места падения, принялся расплетать концы и соединять в единую бечеву.

— Как же ты крепости собираешься воевать, королевич? Там ведь стены еще круче, к тому же обливаются кипятком и горячими щами!

— Крепостные стены, по крайности, имеют видимую вершину, — изрек Принц и кинулся с разбегу на скалу. Поднялся, цепляясь за что попало, на три своих роста, потом не удержался полетел, откуда пришел.

— Взялся хорошо, — оценил Жихарь. — Да ненадолго хватило.

Он поглядел на солнце, которое, казалось, решило обосноваться в зените на вечное жительство.

— Напрасно, сэр брат, полагаете вы, что мне не случалось взбираться на крепостные стены. Но у штурмующих всегда при себе осадные лестницы, а ежели таковых не оказывается, воины из горных племен искусно вбивают колышки между каменных глыб либо кирпичей. Здесь же я не вижу даже трещин в достаточном количестве…

— Колышки, говоришь? — Жихарь без веры посмотрел на корявые черные деревца, потом все же решился, подошел к одному и стал рубить ножом. Но от захвата деревце выдернулось из камня легко, у него даже не было корней — так, просто трубка, неведомо как укрепившаяся в камне.

Древесина оказалась твердая, а ножи — дерьмовые, но все равно колышков нарезали множество.

— А, я догадался, сэр брат! Вы собираетесь использовать дар царя Соломона!

Ни о чем таком Жихарь до этих пор не помышлял, просто хотел на всякий случай нарезать колышков побольше, но думу побратима тотчас ухватил и присвоил:

— Угадал, королевич! Он всю дорогу под крылом Будимира спасался, пусть-ка нам тунеядец дырки буровит под колышки! У него хорошо должно получаться, ведь мы его, считай, так и не кормили.

Заспанный камнеед Шамир вылез на свет без видимой радости.

Устроили так: Будимир привычно взлетел Жихарю на шляпу, держал

червяка в клюве и направлял в нужные места. Ему их даже показывать не приходилось, вот тебе и ум с горошину! В получившуюся дырку Жихарь нижней частью ладони загонял колышек. Следом карабкался обвязанный веревкой Принц. Другой конец веревки был у богатыря, и тот, когда надо, обматывал веревку вокруг колышка, чтобы можно было подтянуться.

Помаленьку они оказались на такой высоте, что отступать стало поздно, сил бы не хватило, а сколько еще карабкаться наверх, неведомо.

Камнеед быстро насытился и теперь гнал камень просто сквозь себя, обдавая побратимов гранитною пылью. Принц предусмотрительно собирал за собой использованные колышки, вот и они стали пригождаться по другому разу, жаль только, что сил-то уже не осталось.

— Рассказывали мне, что в горах порой приходится вот так прямо и ночевать на скале, на весу, — сказал Жихарь. — Но к этому нужна привычка.

Немилосердно палило полуденное светило, потные лица закрылись каменными масками из пыли.

«Когда сорвусь, тогда и сорвусь, — думал Жихарь. — И братку за собой потяну. А если он первый не выдержит — что ж, я в обиде не буду». Вниз он не глядел и, сколько прошло времени с начала подъема (да и шло ли оно вообще здесь, это время), не знал.

— Сэр Джихар, — послышался под ногами голос Принца. — Как вы полагаете, мнимые понарошки все еще сопровождают нас?

— У меня только две-три ползут, — обнадежил Жихарь. — Остальные отпадают помаленьку.

— А щекотать они не начнут?

— Я же тебе сказал, они только мниться могут. Ну и жрать еще в три горла.

Не вздумай смотреть вниз!

Яр-Тур же, видно, решил, что побратим снова испытывает его королевскую храбрость, взял вниз-то и глянул.

— Брат, мы даром лезем: либо поверхность земли поднимается вслед за нами, либо скала под нашей тяжестью проваливается вниз!

«Вона как!» — испугался Жихарь, а вслух сказал:

— Это я заговор применил, чтобы нам с тобой высоты не бояться. Сам помысли: велика ли мы тяжесть против горы?

Если успеет он вспомнить и сказать Медленное Слово, то падать они будут не спеша и вполне могут уцелеть. И что? Околевать там, внизу, от голода? Демон же не нанялся им ежедневно пищу носить!

И вдруг богатырскую голову обнесло холодом и тьмой. Будимир тихонько захрипел — клюв-то он не мог открыть. Руки Жихаря нащупали кромку скалы, он осторожно, чтобы не стряхнуть Принца, подтянулся и лег грудью на ледяной гранит. Потом добыл из пропасти ноги и вытащил на веревке побратима.

Здесь была ночь. Они поглядели вниз. Там все заливал яркий свет, можно было даже рассмотреть уцелевшие деревца и крупные валуны. Но сюда этот свет почему-то не доходил. Здесь, на голой скальной площадке, висели над головой здоровенные, с горошину, звезды, а полная луна была так близко, что впору доплюнуть.