Там помнят о нас
Шрифт:
– Комсорг! Бери лейтенанта!
Но того нигде не было видно. Женщины лежали на полу вниз лицом, боясь шевельнуться. Чернявый сержант тоже не двигался. Видимо, при ударе затылком о пол он потерял сознание. Из рюкзака торчал приклад автомата. Диском он зацепился за шнур, которым стягивают горло мешка. Через выбитое окно в помещение врывался ветер, швыряясь дождевыми брызгами: Брезентовое полотнище, которым было зашторено окно, висело на одном гвозде.
– Нигде нет, товарищ капитан!.. Ушел!
– Жаль!
– отозвался
– Посвети, может, в капусте? Осмотри ящики!
Галушкин зашарил лучом по помещению. В это время шумно распахнулась дверь. В столовую вошел их шофер - парень огромного роста. С бушлата водителя стекали струи воды.
– Третий ушел!
– крикнул Рыленко.
– Надо искать.
– Да нет, - добродушно заявил шофер.
– У нас не попляшешь. Поймал. На всякий случай я его к ящику со снарядами пришвартовал. Пускай опохмелится под дождиком. От него ж, гада, сивухой несет!
Капитан Рыленко засмеялся.
– Спасибо, Семен. Молодец!
– Служу Советскому Союзу!
– гаркнул шофер.
Капитан крепко пожал ему руку.
...Захваченные оказались вражескими диверсантами. В рюкзаках бандитов обнаружили пачки советских денег. Тол. Магнитные мины. Ампулы с сильными ядами.
...С группой комсомольцев Галушкин прикрывал отход полка. Близкий разрыв снаряда швырнул Бориса на землю, и он потерял сознание. Пришел в себя от режущей боли в ноге. "А где же ребята? Что с ними?.." - и понял все.
На болотистой низине, через которую проходила дорога на Ленинград и где недавно гремел горячий бой, теперь было удивительно тихо. Поднявшийся ночной холодный туман накрыл белесой пеленой поле недавнего боя. Сквозь эту завесу Борис увидел невдалеке мерцающий свет костра, услышал пьяные песни, пиликанье губной гармошки. Немцы. Скрипнув зубами от гнева, прицелился на свет, нажал спуск. Сухо клацнул затвор, но выстрела не последовало. Патронов не было.
Достал из кармана десантной куртки индивидуальный пакет, ножом разрезал изорванную штанину, кое-как перевязал раненую ногу. Заполз в гущу кустов, сгреб полусгнившие листья, укрылся ими, стараясь согреться.
В этом убежище провел остаток ночи и весь следующий день. Все время моросил мелкий осенний дождь. Галушкин расстелил носовой платок, время от времени выжимал из него капли воды в рот, пытаясь утолить мучившую жажду. Становилось все холоднее. Немцы далеко от костра не отходили.
Вечностью показался комсоргу этот осенний день.
...Когда стемнело, он пополз к своим, ориентируясь на звуки выстрелов.
Перед рассветом на него наткнулись наши разведчики.
Машина с ранеными остановилась на отлогом берегу Ладоги. Раненых сгрузили на землю, их должны были забрать на судно. Тупая непрерывная боль в ноге мучила Бориса, он прикрыл глаза, стараясь хоть немного забыться. Очнулся от громкого детского плача. Невдалеке толпились истощенные, измученные,
Никаких портовых сооружений вокруг не было. Метрах в двухстах от берега виднелось судно - сторожевой корабль "Пурга" военной Ладожской флотилии. Вскоре от судна к суше засновали шлюпки. Крутая волна и мелководье не позволяли им причаливать к берегу, они крутились в нескольких метрах от него.
Санитары с невероятным трудом несли раненых по воде на эти пляшущие в волнах суденышки. Северный холодный ветер задул с новой силой.
Наконец и к Борису подошли два рослых пожилых санитара.
– Ну, молодец, - сказал один простуженным голосом, - будем грузиться. Крепись!
Галушкин только глубоко вздохнул и сжался, готовясь к борьбе с болью.
Санитары, таща носилки, вошли в озеро и побрели к шлюпке. Когда вода поднялась выше колен и волны стали захлестывать лежащего Бориса, они положили ручки носилок на плечи. Рядом брели по воде женщины с маленькими детьми на руках. Ребятишки постарше шли держась за матерей.
– Ма-а-а!
– вдруг резанул слух отчаянный детский крик.
– Помо-ги-те-е!
– рванулся над водой женский голос.
Галушкин поднял голову. В метре от носилок из воды виднелась вихрастая мальчишечья голова. Ребенок лет четырех-пяти с трудом удерживался на ногах. Чуть дальше женщина с девочкой на руках, безуспешно тянулась к мальчугану, борясь с набегавшими волнами...
– Стой!
– закричал Борис.
Санитар, что шел сзади, шагнул к мальчишке.
– Держись, парень!
– предупредил он Бориса.
Санитар присел, опустившись в воду по самые плечи, а носилки приподнял.
– Ну!.. Хватайся за воротник!
– сказал он мальчонке.
Тот ухватился санитару за шею.
Галушкин видел синее личико мальчишки, губы его дрожали, по лицу катились капли воды...
– Эй, там, на шлюпке, принимай!
С лодки протянулись руки. Сначала сняли мальчонку, затем осторожно приняли Галушкина, уложили на брезент. Шлюпка пошла к "Пурге". Перегружать раненых оказалось еще труднее: лодка билась о стальной борт, кренилась, волны захлестывали ее. Но вот загрохотала якорная цепь в клюзе.
– Малый вперед!
– загремел голос капитана. Корабль дрогнул всем корпусом и тронулся.
До Новой Ладоги, что в устье реки Волхов, нормального хода несколько часов, но судно проболталось на озере до следующей ночи. Разыгравшийся встречный ветер швырял на палубу тучи брызг. Волны окатывали раненых, лежавших под брезентом на палубе.
К полудню следующего дня ветер разогнал сплошную облачность. В разрывах облаков появилось солнце. Но это никого не обрадовало. Все с тревогой вглядывались в прояснившийся горизонт. Так оно и есть! С севера показались "юнкерсы".