Там за облаками

Квашнина Елена Дмитриевна

– Противно? Не смотри, - вытерла слёзы Маша и направилась к дому.

Никто, абсолютно никто не понимал, не хотел понимать, что у них со Славкой отношения сложились на ином, гораздо более тонком и хрупком уровне. Все их торопили, либо подталкивая к несвоевременной близости, способной перечеркнуть, убить особый мир, в котором они существовали, находясь рядом, в надежде опустить эту парочку сумасшедших на грешную землю, либо, наоборот, силком оттаскивали в разные стороны, прочищая мозги, опошляя их чувства, заставляя видеть убогое, грязное в распахнутой навстречу

душе. Наверное, не только к ней лезли советчики, но и Славке свою точку зрения навязывали. Но что, если она неправильно понимает Славку, неправильно понимает странную ситуацию, растянувшуюся на годы? Раз практически все против них ополчились, то, может, все и правы? Может, проще надо смотреть? Упрощение Маше претило, она сопротивлялась давлению со стороны, своим сомнениям, обычной житейской логике.

Славка позвонил через день

– Маня, поедем в лес, шашлыки жарить?

– Поедем, - засмеялась она. Радовалась не сбывшемуся предчувствию.

Выбрали день, место, время. Оговорили фрукты-овощи. Заспорили о напитках. Славка жаждал водки, Маша геройски защищала сухое вино.

– Для чего тебе водка? Напиться? Не надо её.

– Надо, Федя, ой, то есть, Маня, надо.

– Для чего?

– Расслабиться немного. Я не напьюсь, обещаю.

Обещания свои Славка выполнял далеко не всегда. Маша предпочла не поверить, но и не высказала сомнения вслух, притворилась, будто поверила.

– Хорошо. Тебе водка, мне вино, Маргошке лимонад.

– Кому?! Маргошке?!
– чуть не зарычал на другом конце провода Славка.
– Маргошка с нами не едет.

– Почему?

– Она только всё портит.

Маша быстренько прикинула: лето, лес, водка, они вдвоём. Совершенно ясно, чем закончится их пикник. Упёрлась:

– Без Маргошки я не поеду.

– Мань, не дури, - Славка пытался держать себя в руках, пока смягчал интонации.
– Не нужна нам Маргошка. Неужели мы не имеем права побыть вдвоём, без посторонних?

– Слав, знаешь, чем это закончится?

– Знаю, - после заминки и уже совсем другим голосом отозвался он, насмешничал, - Лес, Маня, птички поют, тишина, воздух чистый, мы вдвоём. Ни одной тупой скотины рядом, никаких мещанских рассуждений о правильном и неправильном, о "можно" и "нельзя".

Ей бы остановиться, услышав его тон, отыграть назад. Ведь поняла внезапную перемену, причину перемены поняла. Но нет, в памяти у Маши срочно, не вовремя и некстати, всплыли предупреждения Шурика, размышлизмы Татьяны и Маргошки. Увы, кажется, справедливые. В ту минуту она не верила Славке и себе, верила чужим наговорам.

– Нет, Слав, без Маргошки не поеду. Я не собираюсь становиться твоей любовницей. Помнится, я уже высказывалась на эту тему.

– Любовницей... Фу, как грубо, Мань. Не любовницей, любимой женщиной.

– Пока ты женат...

– Я формально женат, временно.

– Разведёшься, тогда и Маргошку с собой таскать перестану.

– Формалистка!

– Виконт де Вальмон!

– Мещанка!

Они поссорились. Они поругались. Ссоры у них часто

случались и раньше. Но ругались они впервые. Она стремилась к чистоте в отношениях, к элементарной порядочности. Он хотел, чтобы она ради него презрела всё, перешагнула черту обывательской морали и милой её сердцу порядочности. Ни звука о любви, о завтрашнем совместном дне, о предполагаемом будущем. Полежать на облаках, сколько удастся, только лишь. На облаках ли? Одни взаимные обвинения и напоминания о прошлых обидах. Закончилось хуже некуда.

– Правильно меня ребята предупреждали, правильно Шурик говорит...

– Ах, Шурик, - перебил Славка, окончательно выйдя из себя.
– Ну и оставайся со своим Шуриком. Вы друг другу идеально подойдёте. Всё, никаких шашлыков! Ничего вообще!

Он швырнул трубку. Маша сидела, ловя ухом короткие гудки, сердитые-сердитые. Сбылось предчувствие. Подошла Маргошка, отобрала телефонную трубку, положила её на аппарат.

– Мы на шашлыки едем?

Маша вспыхнула. Сестра подслушивала, свинёнок бессовестный.

– Мы никуда не едем.

– Почему?
– капризные интонации Маргошке всегда отлично удавались.
– Я хочу со Стасом на шашлыки. Пусть себе пьёт водку, сколько в него влезет. Может, пьяным меня наконец заметит.

– Мало ли кто чего хочет, - отрезала Маша, постепенно повышая голос.
– Не лезь не в своё дело. Что за дурная привычка - лезть не в своё дело?!

– У кого?
– недобро прищурилась Марго.

– У тебя!
– крикнула Маша.
– У ребят, у Таньки, вообще у всех! Все лечат, все учат: так надо, так не надо! Задолбали!

Маргошка застыла с раскрытым ртом. Маша не имела раньше привычки орать благим матом и швыряться вещами. Психоз натуральный. Ого, посуду пошла колотить! Сестрёнка предпочла сбежать из дома от греха подальше, не задев случайно эту ненормальную, истеричку бешенную.

Истеричка два дня боролась с желанием обвинить Марго, мол, из-за тебя с ним поругалась. Знала, что за Маргошкой не главная вина. Два дня боролась с одолевавшими её нормами привитой с детства морали, страхом оказаться презираемой друзьями и знакомыми, страхом конфликта с родителями, ужасом перед собственным падением и вероятностью потерять Славку навсегда после того, как он получит желаемое. На третий день она сдалась. Будь что будет. Сама позвонила ему.

– Слав, ну, мы поедем на шашлыки? Я согласна без Маргошки.

Славка был спокоен и холоден.

– Ты опоздала. Я передумал. С Маргошкой или без Маргошки мы больше встречаться не будем. Прощай, Маша, - он вздохнул и повесил трубку.

Маша, не Маня. Назвав её Машей, он сказал слишком много, целое громадное объяснение уместив в одно короткое имя.

Первые дни она и плакать не могла. Душа сжалась в крохотный комочек, поместившийся у солнечного сплетения, тихо ныла в омертвевшем теле. Ни единой мыслишки в голове. Родители и Маргошка с испугом наблюдали за ней, опасаясь подходить близко, задеть неосторожным жестом или взглядом. Маша напоминала им механическую куклу.