Там, за поворотом…
Шрифт:
– Не пейте, девки, из реки, я ведь туда оступился, всю воду перебаламутил [20] , – кричит издалека Шурик.
А Наталья направляет:
– Пошли-ка за ветками, к стожью [21] принесём. Девочки со мной, парни с Витькой… Много принесли, молодцы. Теперь небольшой перекур, присядем в тенёк.
Вдали, со стороны деревни, слышен стрёкот, перестук подъезжающих конных грабель, фырканье лошади. Рыжий, конопатый пацанёнок, лет одиннадцати-двенадцати, правит лошадью, сидя на железных граблях с большущими колёсами. Заехал на покос, соскочил с грабель, подошёл к костру, напился воды из фляги.
20
Перебаламутить –
21
Стожье – место для метания зарода.
– Тётка Наталья, можно уже валковать? Или подождать?
– Езди, Коленька, только посерёдке. Там тонко, так уже подсохло.
Поехал Николай, только стук и щёлканье железное стоит. Нажмёт рукой рычажок – прутья у грабель опустятся и гребут сено. Когда много накопится, топнет в педальку – подпрыгнут прутья вверх, сено охапкой соскользнёт на землю, получается вал. И так по порядку: вал растёт, удлиняется. Нам сидеть тоже некогда, подгребаем оставшееся сено.
К костру возле покоса подходит машина с людьми, а трактор привозит инвентарь: вилы простые, вилы на длинной ручке – мётальные, трёхрожковые и четырёхрожковые. Разгружают лошадиную амуницию. Снимают топоры, ломы – всё, что для такой работы надо. Приезжает бригадир верхом на вороном жеребце. Жара уже невыносимая, хочется пить. Конь беспокойно пляшет, брыкается, отгоняя донимающих паутов. Они облепили ему весь круп и грудь. Крутится Воронко на привязи у берёзы, ржёт и так за кустами запутывается, что некуда ему двинуться. Тут не выдержала уздечка, лопнула, и обезумевший конь прыгнул, чудом не задев варева на костре, вихрем пронёсся к реке, скакнул в воду, потоптался и лёг в неё прямо с седлом. Все испуганы и удивлены такими его выходками… Но уставшая от жары и оводов лошадь нашла избавление.
И мы к вечеру измучились, так с сеном увозились, что и говорить друг с другом неохота. Зато теперь знаем, сколько это – пять гектаров. Бригадир по завершении дня при всей большой бригаде нас похвалил и разрешил в одном уголке поля собирать горох. Так и сказал: «Нате вам, получите премиальные».
А может, чуть передохнуть, поужинать и айда за горохом? А то ведь все слышали – поди, до меня всё особирают?
– Мам, я только молока с хлебом поем и побегу по горох. Бригадир разрешил в уголке собирать, наверно, уже все там.
– Бригадир тебя хвалил, эка способница [22] . Не ожидал, сколько сена прибрали. И велел передать, что завтра нужно обязательно на сенокос.
– Да ни за что! – взревела я. – Сегодня всё сено с реки вытаскали на суходол, на бугры, даже на ветки деревьев навешивали, чтоб быстрей просушить. Устали хуже собак. Завтра никуда не пойду, надо и покупаться, так и лето кончится.
– А Валентин велел сказать: «Тот глупец, кто не придёт».
– А чего он там, золота навешал? – спрашиваю я мать с ехидцей.
22
Способница – способная.
– Нет, сказал, что деньги можно заработать, не работая.
– Как так? – опешила я, наворачивая горячую картовницу [23] с молоком и хлебом.
– А вот так. Даже соседские девчонки Юровы пойдут.
– А чего такого будут делать?
– На Обушнице поля клевера подкошены, в валы сгребать двумя лошадьми будут. Да и трава-то не очень уродилась… а на полях, не в лесу, так и гнуса [24] нет.
– А поля-то большие?
23
Картовница – картофельное пюре, запеченное в печи.
24
Гнус – кровососущие насекомые.
– Да знаешь ты эти поля. По клюкву за Сорокино ходили, так через них. Как Обушницу пройдёшь, так одно слева от дороги, другое – справа, по десять гектаров они, каждое.
– Ух, мамка, еле сегодня с пятью справились, а тут – двадцать… Ага, мы
– Туда как раз придут.
Сижу на лавке у стола, задумалась.
– Конечно, тут уж все нахлынут, это тебе не от реки сырое выгребать, тут можно поживиться. Ладно, мам, завтра ещё схожу, а потом ни-ни.
– Ну, хорошо, Галя, как уж хочешь. Да и то верно, и дома дел полно: гряды не чищены, ягоды в лесу красные, скоро черника поспеет. Кто, кроме тебя, наносит?
Назавтра день удался на славу. К концу дня еле на машину через высокие борта залезли, но вечером на горохе были полным составом, дело-то наиважнейшее, стратегическое, запас закладывать, как сказал один дедок: «Жуй, жуй, жирок за кожей зимой найдётся».
Следующий день оказался пасмурным, и нас со Светкой, подружкой и соседкой, забрали на перегон телят. Тоже, как оказалось, без нас разбегающихся быков никому не догнать. Лошади в кусты не идут, а телята, наоборот, от духоты и овода лезут в кусты, под ветки, в прохладу и тень. Вот и приходится обочиной бегать, бычков трёхсоткилограммовых из кустов на дорогу выгонять. И лучше нас со Светкой никто не справляется, как уверял бригадир утром, отменяя сенокос. К фермам, среди «лучших», собралось всё наше горохопожирательное войско из двадцати семи детей, но это другая история.
Важное дело
– Сергуня, Микола, Антоха, собирайтесь! Пойдём картошку сажать. Я коня добыл, так нечё тянуть, надо быстрей садить, – командовал внуками дед Гаврил.
Картошка – это святое. Возни с ней всегда предостаточно, хоть весной, хоть осенью. Скажем, весной, в первых числах апреля, многие и в марте ещё, доставали из погребов картофель. Нет, не весь, а только семенной – специально отобранный, прозеленённый с осени и уложенный в отдельные бураки, ящики, засеки. Тщательно осмотренный, не крупный и не мелкий – сантиметров пять – семь в диаметре. Картофелины одна к одной, как гренадерский полк. Поднятую из подвалов картошку тщательно перебирали, выявляя загнившие или поражённые клубни. Здоровую картошку высыпали на пол тонким слоем на все свободные места, даже под кровати, для прорастания и «забывали». И вот наступал день посадки. С появлением выделенной бригадиром лошади для пахоты личного огородца [25] всё в доме оживало. Женщины укладывали проросший картофель в большие и малые ёмкости. Старшие сыновья во главе с отцом развозили по огородцу навоз от хлева или раскидывали его по пахоте из запасённых уже куч.
25
Огородец – огороженный участок у дома.
– Складывайте картошку в корзины, в вёдра, в бачки да ростки не поломайте, а то нечего и собирать-то будет – не вырастет, – подгонял внуков Гаврил. Все слушались и бойко выносили наполненные ёмкости на межу [26] , к участку, отведённому на этот год под картошку.
– Ну, готовы? Поехали. Но, Воронко… да что ты, тудыть-твою-растудыть! В свал не умеешь ходить?! Но! Бороздой! Прямо! – разносил [27] коня Гаврил.
Крича и матерясь, направлял коня прямо по центру на другой край. Коню не нравилось тащить тяжёлый плуг, вонзившийся острым краем в землю, и конь рывками уходил в сторону.
26
Межа – травянистая полоса вокруг вспаханного участка.
27
Разносить – ругать.
– Ну-к, Галина, поводи коня, – обратился Гаврил к щупленькой девчушке лет десяти, прибежавшей к соседям помогать «садить» картошку.
– Я? Я ведь не умею.
– Научим. Вот так, под уздцы, а сама сбоку иди и веди прямёхонько вон на тот куст травы. Видишь? Посреди загона стоит, только и по траве прямо веди, чтобы я с плугом до края дошёл, вспахал. Поняла? Давай, милая, помогай, коль пришла, ты самая сообразительная. Приготовились? Но! Пошёл…
Конь напрягся, дёрнул, но детские ручонки не отпустили повод, зажатый под губами коня, а потянули вперёд, и дрожащий голосок приободрил коня: