Таможня дает добро
Шрифт:
— И что же вы хотите узнать на этот раз?
— Эти схемы как-то связаны с Источником, насколько я понимаю?
Он усмехнулся в бороду.
— Полагаю, вы и сам знаете ответ.
— Хотелось бы подробностей, если вы не против.
— А мне хотелось бы узнать, откуда это у вас!
— Что ж, не вижу причин отказывать.
Я в нескольких словах описал историю с гардемаринами-заговорщиками. О Тиррее, разумеется, не упомянул ни единым словом.
— Вот значит как… — Гном поскрёб кончик крючковатого носа. — Вот значит, что они задумали…
— Они — это
— Те, кому эти сопляки должны были передать бумаги. Серьёзные, очень серьёзные, и очень опасные люди, уж можете мне поверить! Перед вами, юноша… — он ткнул пальцем в стопку листов со схемами, — настроечные коды источника. Пользуясь ими, можно задавать… так бы это сказать… разный порядок… разные установки… задачи… нет, не совсем то…
— Разные режимы? — подсказал Пётр. Дваркель кивнул.
Да, вот именно, разные режимы работы Источника. Один, вот этот — он пододвинул верхний листок, — позволит заблокировать все входящие Фарватеры. Другой наоборот, не даст открыть Фарватеры, ведущие из Зурбагана. Уверен, найдётся и более опасный вариант — Если его установить, судно, идущее на свет Маяка, вместо Фарватера попадёт прямиком в Мальстрём.
Я вздрогнул, представив потрясение моряков, перед которыми вместо привычной трубы вихревого тоннеля внезапно открылась колоссальная, размером во всё Мироздание, воронка, из которой нет, и не может быть возврата…
— А вы что же, видели, как это делается? Или… сами пробовали менять режимы?
Дваркель испытующе посмотрел на меня
— Это не тот вопрос, который нужно сейчас задавать. С вас, молодые люди, будет пока довольно того, что я уже сказал.
— Но всё же… — заговорил я, но Дваркель замотал головой, отчего его шляпа съехала на бок и смешно повисла на одном ухе.
— Я что-то неясно сказал? Имейте уважение к старому, очень старому человеку! Идите, куда вам там надо — а я устал, хочу выпить подогретого вина и лечь, наконец, в постель! Уж сколько сотен лет прошло — а меня никак не могут оставить в покое…
— Не помню, как мы оказались на мостовой. Дверь особняка со скрипом захлопнулась, я потоптался перед палисадником, не слишком хорошо осознавая, что происходит. Поднял голову — окошко на втором этаже особняка светилось изнутри тускло-оранжевым каминным пламенем. Я представил, как старый гром кряхтя, склоняется к каминной решётке, ставить на огонь медную пузатую кастрюльку с красным гартонским, добавляет раскрошенную трубочку корицы, несколько высушенных бутонов гвоздику, кидает два-три зёрнышка чёрного перца… или ждёт, провалившись в кресло, пока консьержка (нет, наверное всё-таки экономка!) готовит для него глинтвейн?
— Ну что, пошли? — спросил Пётр. В руках он держал листы со схемами, свёрнутые в трубочку. Я помотал головой, отгоняя видение, оставившее после себя на языке терпкий вкус вина с пряностями, и зашагал вслед за ним, вниз по переулку Пересмешника.
* * *
Коляска сворачивала за угол, когда Казаков гулко хлопнул себя по лбу.
— Вспомнил! Свербело ведь всё это время, но никак
— Ты о чём? — не понял я.
— Да о броненосце, который нам покойник Гивс показывал! В смысле, не сам корабль, а рисунок!
— «Генерал Фильбанк»?
— Он самый! Я всё гадал — откуда мне знакомо это имя? А сейчас — вспомнил!
— Ну и кто это такой?
— Терпение. — Пётр непреклонно выдвинул вперёд челюсть. — Вот приедем, всё изложу, во всех подробностях.
Я хмыкнул.
— Глумишься? Моментом наслаждаешься?
— Можно подумать, ты сам упустил бы такой случай! Да и что ехать-то осталось всего ничего, полквартала…
Сам он, однако, терпение проявлять не стал — экипаж не успел остановиться, как Пётр соскочил на мостовую и чуть ли не бегом припустился к дому. «Вот что тщеславие с людьми делает… — усмехнулся я про себя, расплачиваясь с извозчиком. — Шесть десятков за спиной, а скачет, как молодой…»
Когда я вошёл в гостиную, Казаков уже шарил по книжным полкам. Разуться или хотя бы снять плащ-пыльник он не удосужился. Я оставил свой плащ в прихожей, сменил башмаки на войлочные туфли, взял в буфете графин с портвейном и сел к столу.
— Ты не помнишь, где у нас Грина?
— Четырёхтомник, который ты из Москвы привёз? Так он в другом шкафу, на нижней полке. Сам ставил, неужели забыл?
— Точно! — Он распахнул застеклённые дверцы, присел на корточки и вытащил серый с бело-красными буквами на обложке томик и зашелестел страницами. — Ага, вот, слушай!
Он встал, повернулся ко мне и начал читать — громко, слегка нараспев.
' — Хорошо, — медленно сказал Биг, — подумаем обо всем этом. — Он закурил трубку. — Надо отдать справедливость Фильбанку: он знает, что делает. Утром
Фильбанк будет хозяином в Зурбагане.
— Утром?- спросил я, но тотчас же, сообразив, понял, что вопрос мой наивен.
Астарот не дал мне времени поправиться.
— Утром светло, — сказал он. — Ночью следует опасаться засады — если не в проходе, то при выходе из него; так поступают звери и люди. Мрак не всегда выгоден, и Фильбанк доволен, я думаю, уже тем, что спрятался до рассвета. Утром он обрушится на Зурбаган и перебьет гарнизон.
— Нам надо вернуться, -сказал Биг. — Эта дорога закрыта. Сам дьявол указал Фильбанку проход. Кого это, интересно бы знать, разбил он по ту сторону гор, прежде чем явился сюда?..'
— Зурбаганский стрелок! — я выпрямился в кресле так резко, что едва не расплескал свой стакан. — то-то мне показалось, что слышал это имя! Выходит, Грин его не придумал, а взял из местной истории?
Казаков покачал головой.