Танцор смерти. Дорога домой. Полет орлов. Исав
Шрифт:
Все знали, что Ронни Салливан — из отбросов общества, таким он родился, так выглядел, и даже пахло от него, как от отбросов — поэтому и в толпе люди старались держаться от него подальше. Может, это была одна из причин, почему я глаз с него не сводила.
Мой кузен Карлтон стоял в полуметре от Ронни, как раз между ним и столом Джейси. Среди родственников встречаются такие, которых переносишь с трудом, и Карлтон Малоуни принадлежал к их числу. Ему было лет двенадцать, он был воображалой и вечно надо мной смеялся.
Я заметила, как он оглянулся — раз, другой.
Я глазам своим не поверила. Он украл деньги у семейства Джейси! У своего собственного дяди! Нас с братьями с пеленок приучали к честности, мы бы и пенни не стащили из чашки с мелочью, стоявшей у папы на комоде. Воровство — страшный грех.
Дядя Дуэйн взглянул на стол, нахмурился, пошарил между коробками с печеньем, а потом, наклонившись к Карлтону, что-то ему сказал. Карлтон отпрянул назад и, помотав головой, указал на Ронни.
Я остановилась как вкопанная. Папа замахал руками, словно я — напуганный теленок, которого надо расшевелить. Ничем я не была напугана. Я была в ярости.
Дядя Дуэйн, выпятив челюсть, метнулся к Ронни и схватил его за руку. Я видела, как дядя Дуэйн что-то грубо ему сказал, и Ронни насупился.
Потом Ронни взглянул на Карлтона, бросился на него и, швырнув наземь, повалился сверху. Зрители с визгом кинулись врассыпную.
Дядя Дуэйн пытался оттащить Ронни от Карлтона, но Ронни его не отпускал. Одной рукой он вцепился Карлтону в свитер, а другую, в которой был зажат ржавый перочинный ножик, держал у самого его горла.
— Не брал я никаких денег! — орал Ронни. — Ты все врешь!
В дело вмешался мой папа. Уперевшись коленом в спину
Ронни, он выхватил у него нож и одним рывком поставил мальчишку на ноги.
— Где деньги? — грозно спросил дядя Дуэйн.
— Не брал я никаких денег, — прошамкал Ронни. Передний зуб у него был сломан.
— Нет, брал! — завопил Карлтон. — Я сам видел! Все знают, что ты вор. Как твой папаша!
— Ронни, верни деньги, — сурово сказал ему папа.
— Да нету их у меня.
Я была зажата в проходе и подойти не могла, но видела, какое отчаянно-воинственное у Ронни лицо.
Но он не вор.
Не доноси на Карлтона. Малоуни всегда должны держаться вместе.
Нет, так нечестно!
— Он не брал денег, — сказала я громко. — Это сделал Карлтон. Пап, я все видела!
Все уставились на меня. Я поймала настороженный и удивленный взгляд Ронни. Эти глаза, они словно горели огнем.
Карлтон залился пунцовой краской. Дядя Дуэйн сунул руку ему в карман и вытащил две смятые бумажки.
Вот и все. Дядя Дуэйн велел Карлтону привести родителей, дядю Юджина и тетю Арнетту.
— Давай иди отсюда, — сказал папа, отпуская Ронни.
— Он же вытащил нож, Холт, — сказал за моей спиной дядя Пит.
Папа нахмурился.
— Да таким ножиком и бумажного мешка не разрезать. Пит, забудь об этом. Ну, что стоите, расходитесь!
Ронни не сводил с меня глаз. В них было и удивление, и благодарность,
— Уймись, Клэр Карлин Малоуни. Ты уже выступила.
Я изумленно взглянула на нее. Хоп с Эваном не сводили с меня глаз, а Вайолет и Ребекка так и стояли, открыв рты. Весь клан Малоуни на меня уставился.
— Карлтон поступил гадко, — объяснила я наконец.
Мама кивнула.
— Ты сказала правду. Молодец. Я горжусь тобой.
— А ты случайно не боишься Ронни Салливана? — выпалила Вайолет.
— Он не смеялся, когда я танцевала. По-моему, он хороший мальчик.
— Странные ты делаешь выводы, — сказал Эван.
— Похоже, у нее не все дома, — добавил Хоп.
В тот раз я поняла, что Ронни — не просто из тех, кого называют отбросами, не просто другой. Я поняла, что он опасен и, если я буду вставать на его сторону, наверняка заработаю репутацию смутьянки и подозрительной личности.
Он очаровал меня раз и навсегда.
Мало кому известно, что в Джорджии есть такой городок, Дандерри. На потрепанной, залитой кофе дорожной карте, лежавшей в бардачке нашего пикапа, отыскать его было непросто. Атланта была отмечена жирной звездочкой, Гейнсвилл — кружком, а Дандерри просто точкой. Мы жили на дюйм левее Гейнсвилла и на полтора дюйма выше Атланты. В городке царили тишина и покой. Уютная маленькая площадь перед зданием суда, улочки, утопающие в зелени, чудесные старинные дома, огромные фермы в лесистых долинах, а вокруг — готическими соборами возвышавшиеся горы, наши верные стражи.
Мама, урожденная Делейни, стала в замужестве Малоуни, другими словами, оказалась членом двух старейших семейств Дандерри. Ее прапрадед Глен и прабабка Фиона Делейни эмигрировали из Ирландии в 1838 году, в один год с семейством Малоуни. Но в отличие от Малоуни, неграмотных фермеров-арендаторов из ирландской глубинки, они были людьми довольно образованными, лавочниками. И, что самое важное, Делейни были протестантами, а предки отца, Малоуни, католиками.
Делейни и Малоуни никогда друг на друге не женились — мешала гордость, разница в происхождении, религия, хотя все они в конце концов стали людьми обеспеченными, демократами и методистами. И только сто с лишним лет спустя мои мама с папой нарушили устоявшиеся традиции.
Мой прапрадедушка, Говард Малоуни, на месте старой бревенчатой хижины построил дом, в котором я выросла. Там родились мой дедушка Джозеф Малоуни и пять его братьев, там родился отец и все шестеро его братьев и сестер.
Каждое из поколений добавляло к этому сундуку с приданым что-то новое. К тому времени как на свет появились мы с братьями, в доме было десять спален, четыре ванные комнаты и три камина, а к основному зданию, двухэтажному, были пристроены две широкие веранды. Дом располагался в самом центре долины Эстато, окруженной лесистыми холмами. Это была вотчина семейства Малоуни.