Танцор смерти. Дорога домой. Полет орлов. Исав
Шрифт:
Спасение Большого Рона Салливана было самым крупным общественным проектом с тех пор, как торнадо до основания разнес здание окружного суда. Но человек — не здание, его не перестроишь. И лужайка, и сад заросли сорняками. Розовые кусты засохли, трейлер стал похож на мусорный контейнер, грузовик с грехом пополам ездил — на нем Большой Рон катался в Атланту за выпивкой.
По крайней мере один орган у Большого Рона все еще неплохо функционировал, что влекло к нему определенного рода девиц. Ходили слухи, что Дженни Болтон забеременела. Дженни была хорошенькой
Дженни переехала к Большому Рону в ложбину. Когда начались схватки, он валялся в стельку пьяный за трейлером. Мама, жалевшая Дженни, заходила к ней почти каждый день; она-то ее и выручила — та лежала вся в слезах, скорчившись от боли, на узкой грязной койке. Папа с мамой срочно отвезли ее в гейнсвиллскую больницу, где ей пришлось делать кесарево. Когда мама спросила Дженни, как она хотела бы назвать малыша, та прошептала: «Роном-младшим, мэм...» — и на двенадцать часов забылась сном.
Чтобы Отличать мальчика от Большого Рона, все называли его Ронни. Через пять лет, как раз перед моим рождением, Дженни заболела воспалением легких и умерла. Думаю, она все свои силы положила на Ронни. Кое-кто предлагал забрать его у Большого Рона, но законопослушное большинство считало, что отбирать у отца сына не следует.
Порой даже хорошим людям надоедает лезть в чужие проблемы. И моя семья оставила Ронни на произвол судьбы.
Мне все это представлялось следующим образом: я появилась на свет, чтобы заботиться о Ронни вместо его мамы. Никто больше этим заниматься не хотел.
Когда я пошла в первый класс, Ронни учился в шестом. Я смотрела на него издалека, со смесью ужаса и любопытства.
Ронни всегда ходил грязным и неопрятным, и джинсы у него были то слишком длинные, то слишком короткие. Он был рослым для своих лет и худым как щепка, темноволосым, с огромными серыми глазами в пол-лица.
Ронни вечно с кем-то дрался. Ему кричали: «Вонючка помойная! Несет как из сортира!» — и он кидался на любого — на тех, кто старше, крупнее, сильнее, и в доброй половине случаев бывал нещадно бит. Директор Рафферти постоянно таскал Ронни к медсестре накладывать швы.
Его озлобленность, одиночество, положение изгоя — все это меня околдовывало, поскольку я, избалованное дитя процветающего клана, была его прямой противоположностью. Но одно у нас с Ронни было общим — все мои проступки тоже сразу выплывали наружу. Стоило мне нашкодить — поболтать на уроке или написать на стене школьного туалета какие-нибудь глупости, — весть об этом долетала до моего семейства в мгновение ока.
Ронни терпеть не мог, когда его видели на дороге у ложбины. Наверное, он понимал, как убого выглядит, стоя в ожидании школьного автобуса около покосившегося почтового ящика, за которым виднелись проржавевший трейлер
Была тому и еще одна причина: мои кузены Арлан и Гарольд Де-лейни. Они были старшеклассниками, сами водили машину и, если заставали Ронни у дороги, со всей силы колотили бейсбольной битой по почтовому ящику, а когда удавалось — то и по Ронни.
Как-то майским утром я была в дурном настроении — на улице лило как из ведра, а в такую погоду мои рыжие кудри вставали дыбом и походили на сахарную вату. Я, рыдая, спряталась в ванной и на автобус опоздала.
Дедушка был единственным, кто мог выносить меня в таком состоянии, поэтому нас с Хопом и Эваном в школу повез он. Машина тащилась сквозь пелену дождя по Соуп-Фоллз-роуд. За поворотом у Салливановой ложбины мы увидели удаляющийся грузовичок Арлана и Гарольда.
— Они опять приставали к Ронни! — завопила я.
Дедушка выругался себе под нос.
Ронни стоял под проливным дождем — без плаща, без зонта, только на плечи был накинут пластиковый мешок для мусора. Книги его валялись в бурьяне.
Завидев еще одну машину, он метнулся прочь, упал, снова вскочил на ноги и помчался по скользкой дороге к ложбине.
— Дедушка! — взмолилась я. — Пожалуйста, остановись.
Дедушка свернул на обочину.
— Клэр, ты что? — возмутился с заднего сиденья Хоп.
— От него вся машина провоняет, — сказал Эван.
Дедушка пристально посмотрел на меня:
— Ронни — твоя забота, Клэр. Тебе придется самой идти под дождь и звать его сюда.
Наверное, он решил проверить, что во мне победит — тщеславие или смелость. Я распахнула дверь и вылезла на дорогу.
— Ронни! — закричала я и, поскользнувшись, шлепнулась в грязь. — Ронни, мы подвезем тебя до школы! Никто тебя не обидит, обещаю!
Дедушка тоже вышел и встал надо мной.
— Ронни, иди сюда!
Ни звука. Ни шороха. Мы звали его минут десять.
Я знала, что Ронни наблюдает за нами откуда-нибудь из-за дерева — я чувствовала на себе его взгляд. Но из укрытия он не выходил.
Ну ладно, — устало сказал дедушка. — Эту мышку нам из норки не выманить.
Не в силах больше сдерживать переполнявших меня чувств, я горько разрыдалась. Грязная, промокшая, все равно я была в лучшем положении, чем Ронни.
Он думает, мы приносим несчастье, — всхлипывая, говорила я дедушке, идя к машине. — Каждый раз, как мы появляемся рядом, с ним случается что-то плохое.
— Мы не приносим несчастья, — сказал дедушка, погладив меня по голове. — Мы просто живем по другую сторону забора. Мы для него такие же чужие, как и он для нас.
— Приходи к нам в гости! — прокричала я, обернувшись к лощине. — Я оставлю ворота открытыми!
Я училась во втором классе, когда третьеклассник Нили Типтон превратил мою жизнь в настоящий ад. Он постоянно подкрадывался ко мне и шипел на ухо: «Малявка Малоуни!» — а потом дергал меня за волосы и, не успевала я обернуться, убегал.