Танцоры в конце времени
Шрифт:
– Полагаю, что да.
– Не могли бы вы объяснить немного подробнее?
– спросил он возбужденно.
– Вы совершаете проступок против Божества. Это богохульство - таким образом отождествлять себя с Адамом.
– А вас с Евой?
– С Евой тоже.
– Простите.
– Вы не знали.
– Она продолжала обмахиваться листом папоротника.
– Полагаю, пора поискать пищу. Вы не голодны?
– Я голоден по вашим поцелуям, - ответил он романтично и поднялся на ноги.
– Мистер Корнелиан!
– Ведь мы, - сказал он, - можем “пожениться” теперь, не так ли? Мистер Ундервуд сказал то же самое.
–
Ей казалось, что она выложила значительный аргумент, но он не понял ее слов.
– Если мы завершим мое моральное образование, - сказал он, - вы согласитесь выйти за меня замуж?
– Возможно… если все остальное будет разрешено должным образом… что теперь кажется маловероятным…
Он медленно пошел по пляжу, глядя на медлительное море и глубоко задумавшись. У его ног маленький моллюск медленно карабкался по песку. Джерек некоторое время наблюдал за ним, а затем, услышав движение позади, обернулся. Там стояла миссис Ундервуд. Она сделала что-то вроде шляпы из листьев папоротника и выглядела теперь очень хорошенькой.
– Простите, если расстроила вас, мистер Корнелиан, - сказала она дружелюбно.
– Видите ли, вы несколько более прямолинейны, чем я привыкла. Я знаю, что вы не хотите быть намеренно грубым, но в некоторых вопросах вы более невинны, чем я. Однако вы обладаете особенностью говорить неправильные вещи или правильные вещи неправильно.
Он пожал плечами.
– Поэтому я так отчаянно хочу начать свое моральное образование. Я люблю вас, миссис Амелия Ундервуд. Возможно, Лорд Джеггед подтолкнул меня к этим чувствам вначале, но с тех пор они овладели мной. Я их раб. Конечно, я могу утешить себя, но не могу перестать любить вас.
– Я польщена.
– И вы говорили, что любите меня, но сейчас пытаетесь отрицать это.
– Я все еще госпожа Ундервуд, - мягко напомнила она.
Маленький моллюск начал осторожно взбираться на его ногу.
– А я все еще Джерек Корнелиан, - ответил он.
Миссис Ундервуд заметила моллюска.
– Ага! Возможно, этот съедобен.
Она протянула руку, чтобы взять его, но Джерек остановил ее.
– Нет, - сказал он, - пускай ползет.
Она выпрямилась, ласково улыбаясь ему.
– Мы не можем позволить себе быть сентиментальными, мистер Корнелиан.
Его рука задержалась на мгновение на ее плече. Потрепанный жесткий бархат постепенно приобретал мягкость.
– Мне кажется, мы не можем позволить себе не быть ими.
Ее взгляд стал серьезным, затем она рассмеялась.
– О, очень хорошо. Тогда подождем, пока не станем исключительно голодными.
Веселой походкой, взметая чистый песок первозданного пляжа черными сапожками на кнопках, она зашагала вдоль густого соленого моря.
– Все кругом сверкает и прекрасно, - запела она.
– Все создания, большие и малые, все вещи - мудрые и чудесные. Господь сделал их всех!
В ее поведении чувствовался определенный вызов, какое-то сопротивление неизбежности, которое заставило сердце Джерека сжаться от обожания.
– В конце концов самоотречение, - бросила она через плечо, - полезно для души.
– Ах!
Джерек побежал за ней и вдруг
Немного позже, задыхаясь, потея и смеясь от счастья, он догнал ее. Выражение ее лица было почти нежным, когда она к нему обернулась. Джерек предложил ей руку, и после секундного колебания она приняла ее.
Они шли рядом под горячим полуденным силурийским солнцем.
– А теперь, миссис Ундервуд, - удовлетворенно сказал Джерек, - что такое “самоотречение”?
Майкл МУРКОК
ЧУЖДЫЙ ЗНОЙ
Нику Тернеру, Дэйву Бруку, Бобу Коверту,
Дик-Мику, Дэлу Диттмару, Терри Олису,
Саймону Кингу и Лемми из рок-группы “Хоквинд”
Ни лилии, чье тело так светло,
Ни жар ланит роскошных пылких роз
Не тронут так, как те, кого мороз
Загнал в парник под толстое стекло:
Ведь жить дает им чуждое тепло.
Теодор Вратислав,
“Оранжерейные цветы”, 1896 г.
ПРОЛОГ
Земной цикл (один из циклов развития Вселенной, если говорить точнее) приближался к концу, и человеческую расу перестали заботить мысли о будущем и о собственной эволюции. Унаследовав отработанные тысячелетиями технологии, человечество использовало их для удовлетворения своих самых причудливых фантазий, для разыгрывания невиданных масштабов спектаклей, для всевозможных развлечений и создания прекрасных нелепостей. Да и что еще оставалось делать людям? Прежние века ужаснулись бы варварскому размаху, с каким растрачивались ресурсы, были бы шокированы нелепым, с их точки зрения использованием материалов и энергии, сочтя людей этой эпохи развращенными и аморальными, если не хуже. Но даже если бы последние жители планеты и не сознавали факта, что они живут в Конце Времени, все равно из глубин подсознания в них прорезалось бы что-то, что заставило бы их потерять интерес к идеалам, философии и противоречиям, формирующим подобные вещи. Итак, они находили удовольствие в парадоксах и в эстетике стиля барокко. Если у них и была философия, она основывалась исключительно на личных пристрастиях и чувственности. Большая часть старых эмоций потеряла для них всякий смысл: они соперничали без ревности, испытывали привязанность без страсти, злость без ярости, доброту без жалости. Их замыслы, часто грандиозные, хотя и извращенные, воплощались без одержимости или оставались неоконченными без сожаления, так как смерть стала редкой гостьей, оставив людям жизнь до той поры, пока не умрет сама Земля.
И все же одним из людей, к его собственному безмерному удивлению, овладела страсть. Именно этому факту мы и обязаны возможностью ознакомиться с описываемой ниже историей - последней вероятно, в анналах событий человеческой расы, не слишком сильно, впрочем, отличающейся от той, которую считают первой.
Итак, перед вами история Джерека Корнелиана, который не знал, что такое мораль, и миссис Амелии Ундервуд, которая знала о ней все.
1. БЕСЕДА С ЖЕЛЕЗНОЙ ОРХИДЕЕЙ
<