Танцовщица для небесного бога
Шрифт:
Подруги протиснулись в первые ряды, откуда были хорошо видны наставницы, подносящие новой начальнице школы цветочные гирлянды и окуривавшие ее фимиамом.
Дайвики Урваши полулежала на переносном бамбуковом ложе, установленном в тени деревьев — как раз там, где в последний раз сидели Анджали, Ревати и Хема, ожидая приговора.
Лучшая танцовщица была прекрасна. Анджали не могла не признать это. Каждое ее движение было выверенным и отточенным, как танец, заученный годами. Лицо дайвики лучилось улыбкой, и она оглядывала учениц ласково,
— Мое имя — Урваши, — сказала она громко, когда все собрались. — Господин Кама поручил мне управлять вашей школой. Буду счастлива передать вам знания, научить всему, что мне известно. Прошу проявить должное старание.
Ученицы пали ниц, приветствуя новую наставницу, а остальные наставницы поклонились.
— Чтобы мне получше узнать о ваших способностях, проведем небольшое состязание, — дайвики Урваши оглядела девушек, не переставая улыбаться. Взгляд ее на мгновенье задержался на Анджали, которая стояла во втором ряду, в стороне. — Пусть каждая приготовит танец. Не надо долгого исполнения. Покажите что-нибудь необычное, удивите и потрясите меня.
Девушки взволнованно загомонили, а Хема схватила Анджали за руку.
— Ты поможешь мне поставить танец? — зашептала она, лихорадочно блестя глазами. — Какое замечательное состязание!
— Да, — только и смогла выдавить Анджали, понимая, что встретится с Ревати после этого замечательного состязания.
Вечером, в доме наставницы Сахаджаньи, Анджали была особенно молчалива и задумчива. Наставница приписала все раздумьям о предстоящем танце и перед сном решила подбодрить ученицу.
— Думаю, тебе лучше исполнить бахаи, — сказала она, расчесывая волосы Анджали. — Ты всегда была особенно хороша в этом танце.
— Я не смогу, — глухо ответила Анджали, понимая, что отступать уже некуда.
— Не сможешь? Что за вздор. Не бойся, у тебя все получится. В чем-то ты превосходишь даже Джавохири.
— Я не смогу… Наставница! — Анджали заплакала навзрыд и повернувшись порывисто уткнулась лицом в колени Сахаджанье.
— Что это ты плачешь? — застрожилась та. — А ну, прекрати. Слезы испортят цвет лица! Глаза потускнеют!
— Не смогу станцевать… не смогу… — повторяла Анджали.
— Да что случилось? — встряхнула ее Сахаджанья. — Немедленно говори.
И правда вылилась с потоком слез.
Сахаджанья побледнела и велела распустить пояс одежд. Анджали развязала пояс и оголила распухшее бедро.
Кожа приобрела багровый оттенок, и краснота распространилась уже на две ладони.
— Если старшая апсара увидит, тебя немедленно изгонят, — прошептала Сахаджанья помертвевшими губами.
— Прошу! Не выдавайте меня! — взмолилась Анджали.
— Безрассудная, это же преступление. Об этом узнают, и наказание будет страшным. Тебя изгонят, как Ревати. И меня с тобой вместе.
— Нет-нет, этого не должно произойти, я уверена, что поправлюсь!
— Уверена? До сих пор тебе даже лучше не стало, — Сахаджанья прикоснулась к воспаленной
Анджали поняла это как намерение сохранить ее тайну и припала к ногам наставницы, бормоча благодарности. Та отстранила ее, досадливо бранясь, но почти бегом сходила за чашкой, в которой лежала белая ароматная кашица.
— И как ты собираешься танцевать с больной ногой? — спросила Сахаджанья, натирая Анджали мазью. — Как будешь танцевать, если даже ступить на ногу не можешь?
— Я буду танцевать танец Гаруды, — сказала Анджали после напряженного раздумья. — Тогда вторая нога не понадобится.
— Глупо! И в танце Гаруды нужно перемещаться по сцене!
— Мне не придется этого делать, если я буду танцевать… на барабане.
— Что? На барабане?
— Да. Я буду танцевать на дхолаке.[1]
— Безумие! И кто знает, почему я помогаю тебе! — в сердцах сказала Сахаджанья.
— Наставница! Ведь у меня нет никого, кроме вас, — Анджали прижалась щекой к ее руке.
Сахаджанья долго гладила Анджали по голове.
— Я попрошу Тубуру, он управляет виманой господина Читрасены, поговорить с жителями нижнего мира, — сказала она, наконец. — Они искусны в колдовстве и умеют лечить. Может быть, кто-нибудь из них сможет помочь. Так ведь не может продолжаться долго, девочка моя. Рано или поздно станет известно, что ты больна, и тебя удалят из Тринаки.
— Пока есть надежда, я не хочу сдаваться, — ответила Анджали, и добавила, помолчав: — И даже если надежды не будет, все равно не сдамся.
Сахаджанья вздохнула и только крепче прижала ее к себе.
Решено было сказать, что наставница в наказанье запретила Анджали выходить из дома. Это избавляло от посещения школы и давало отдых больной ноге.
— Вставай как можно реже, — говорила Сахаджанья, нанося на болезненное место новую порцию целебной мази. — Это не состязание за награду, всего лишь представление старшей апсаре. Как станцуешь, так и станцуешь. При твоих талантах и импровизация будет хороша. Главное, станцуй ровно и не гримасничай от боли.
Когда наступил означенный день, Анджали явилась в школу самой первой. Хема прибежала с красными щеками, глаза у нее так и горели.
— Боюсь, боюсь! — жаловалась она Анджали. — Вдруг я не понравлюсь госпоже Урваши?
Бросили жребий, определяя очередность. Анджали выпало танцевать тридцатой. Она прошла к колонне возле стены и села в темноте под навесом.
Каждый шаг отдавался ноющей болью, а нога была словно бревно — тяжелая, непослушная. Апсары, наряженные и накрашенные, словно на божественный праздник, разминались и повторяли танцы, некоторые молились, беззвучно шевеля губами. Анджали сделала вид, что тоже молится, чтобы оправдать, почему сидит неподвижно, а не повторяет танцевальные движения вместе со всеми.