Танцующий лакей
Шрифт:
В этом месте Мэндрейк вспомнил, что его записи будут читать другие, и кое-что вычеркнул. Затем продолжил чтение.
«…Николас этого не делал, потому что после его ухода из курительной там заработал приемник. Его мог включить либо сам Уильям, либо убийца. Что происходило в курительной, мы не видели, хотя дверь была открыта. Загораживала ширма. А вот приемник заработал, это мы слышали.
Затем в курительную вошла леди Херси, чтобы предложить Уильяму выпить. Чисто теоретически она могла убить Уильяма, а затем выйти позвать Джонатана. Но нет мотива.
Лакей Томас, проходя с подносом, видел, как Харт выходил из будуара. А через
Сам Ройал вышел из библиотеки после начала передачи новостей и вернулся до того, как Херси пошла предложить Уильяму выпить. Он говорит, что прошел через холл в туалет и обратно в полном одиночестве. Нигде никого не было. Мог ли Харт избежать встречи с ним? Теоретически мог.
В таком случае это единственная версия, которую можно рассматривать».
На этом месте запись обрывалась. Мэндрейк посидел с минуту неподвижно, затем достал портсигар, положил нераскрытый и снова взял ручку, чтобы добавить семь слов: «А не придумал ли Харт еще какую-нибудь хитрость?»
Рассматривая написанное, Мэндрейк заметил на бумаге красное пятнышко. После осмотра тела Уильяма он тщательно вымыл руки, но все равно на душе стало как-то не по себе. Затем он вспомнил, что, вытаскивая портсигар, обо что-то укололся. Действительно, на кончике среднего пальца был виден прокол. Мэндрейк полез в карман и вытащил канцелярскую кнопку, которую обнаружил в подошве ботинка. Положил перед собой на бумагу. На кнопке с внутренней стороны виднелся кусочек засохшей белой краски.
Почему-то вспомнились слова Уильяма о том, что он пишет картины крупными мазками.
Он спрятал кнопку в коробку из-под спичек и убрал в свой портфель, где уже лежала пресловутая игральная карточка.
Затем наконец лег в постель.
Засыпая, Мэндрейк видел над собой новозеландский топорик мерри, повисший как дамоклов меч на тонком волоске, прикрепленном к потолку канцелярской кнопкой. Может, удержится, успокаивал он себя. Ведь краска ложится крупными мазками. Обри попробовал пошевелить рукой, но не смог. Мешал плотно облегающий тело тирольский плащ. В глаза заглянул резиновый лебедь и произнес человеческим голосом: «А снег валит все сильнее и сильнее». «Нашему делу снег не помеха», — добавил Харт, перерезая скальпелем волосок, держащий топорик. «Ну все, мне конец», — подумал Мэндрейк, но на помощь пришла милая Клорис. Она вовремя толкнула его в спину, спихнув в бассейн. Мэндрейк начал барахтаться в воде и… проснулся. В окно барабанили капли дождя.
Затем он заснул по-настоящему.
Харту удалось заснуть гораздо раньше, потому что еще действовало снотворное.
А вот его супруге не спалось. Она слышала, как гости поднимались наверх и расходились по комнатам, как одна за другой закрываются двери. Лежала и все думала, думала.
То же самое и Херси Амблингтон. Лежала при включенной прикроватной лампе, рассеянно втирая в лицо свой патентованный питательный крем, не в силах отогнать воспоминания. Сидящий в кресле Уильям с пробитым затылком, льющаяся из радиоприемника
Клорис было легче, она убитого не видела. Но все равно долго не могла заснуть. Ее почему-то угнетало отсутствие каких-либо сильных чувств по поводу кончины Уильяма. Лишь острая жалость и больше ничего. Она не притворялась, что любила жениха, хотя убеждала себя, что он ей очень нравится. На самом же деле девушку влекло к Николасу, и разрыв с ним вызвал страдания. Но Клорис была не дурочка и понимала, что Николас решил отбить ее у брата просто из вредности, когда увидел, что у того серьезные намерения. И ему это великолепно удалось. Он легко добился согласия Клорис стать его невестой, а затем появилась Элиза Лиссе, и о невесте он тут же забыл. Мисс Уинн вспомнила письмо к Николасу, в котором писала о разрыве помолвки. Потом со стыдом вспомнила следующую помолвку с его братом. А стыдно было потому, что каждый взгляд, каждое слово, которыми они обменивались, значили для нее что-то, лишь когда их замечал Николас. И конечно, ей было приятно, когда он снова начал за ней ухаживать.
А потом все кончилось, еще до гибели Уильяма. Теперь и подавно. Клорис смотрела на Николаса и не понимала, чем он мог привлечь. Глуповатый, трусливый, манерный. Теперь все ее мысли занимал Обри Мэндрейк. Вернее, Стэнли Футлин. Он стыдится своей фамилии, а ей она кажется нормальной, обыкновенной. Да разве в фамилии дело?
Перед тем как заснуть, Клорис думала о том о сем, а вот о Харте не вспомнила ни разу.
Джонатан лежал на спине, уставившись в темноту. В голове проносились мысли. «Этот Томас подвернулся как-то некстати, испортил всю картину. И Обри гнет туда же. Я вижу, он уже почти готов поверить Харту. Чертов Томас. Но ведь должно быть объяснение, как этот злодей доктор ухитрился расправиться с Уильямом! Интересно, что придумает Аллейн? Неужели что-то совсем новое?»
Ройал вспоминал Уильяма и Николаса детьми. Старший уезжал в школу после каникул, а младший оставался здесь с домашним учителем. Наследником семейного состояния был Уильям, а матери очень хотелось, чтобы Николас. Но она ничего не могла изменить. И старший сын Сандру неизменно раздражал, хотя был ей бесконечно предан.
Миссис Комплайн отложила ручку. Положила листок в конверт, заклеила. Адресат состоял лишь из одного слова. Большие часы на лестничной площадке пробили два. Огонь в камине почти догорел, и она замерзла. Пора ложиться. Сандра привела в порядок смятую постель, оглядела комнату. Чуть подрагивая, сложила свою одежду и убрала в шкаф. Остановилась перед зеркалом поправить волосы. Затем наклонилась и пристально вгляделась в свое отражение, хотя ничего нового в нем не было.
Наконец она легла, накрылась одеялом и протянула руку к столику.
Дождь затронул лишь небольшую часть территории графства Дорсет, в остальных местах лежал снег. Но здесь, где был расположен дом Джонатана Ройала, за ночь все изменилось. Лес и холмы освободились от снега. Везде текли ручьи, сливаясь в мощные потоки. Постепенно местность обретала прежний вид.
Мэндрейк проснулся в восемь, дождь еще лил вовсю. В окно были видны верхушки деревьев, уже без снега.