Танцы Близнецов

Таращенко Пётр

Карагодин сделал шаг в прихожую и выронил «таксу» на пол. Дарья осторожно вынула из его руки пакет с пайком и опустила на половичок рядом с ботинком гостя, после чего расстегнула ему куртку-аляску и, запустив под неё руки, притянула покорного Карагодина к себе и смежила глаза. Волна Дарьиных ароматов пролилась прямо в душу Карагодину, согревая порядком пристывшего «странника» таким желанным, таким домашним теплом. Он нашёл губы красавицы и поцеловал их с неожиданной для себя чувственностью.

В памяти проплыл миниатюрный маринованный осьминожка. «Это афродизиак

действует», – подумал он, но мысль эта показалась ему вдруг обидной, отчего естественные мужские реакции проявились более отчётливо. Он перевёл поцелуй в более решительную стадию, Дарья издала слабый стон, наконец, отстранилась от него и довольно сказала:

– То есть я всё-таки вызываю в тебе естественные реакции, негодяй.

– Да, – всё ещё удерживая Дарью за гибкую талию, подтвердил Карагодин: – Ты это делаешь.

Дарья расхохоталась:

– Ни слова в простоте! Ну ладно, показывай, что там у тебя в корзинке, Красная Шапочка.

– Походный паёк, – ответил Карагодин.

В нарядном пакете с клеймом «Camel» действительно помещался паёк: бутылка итальянского «Spumante», флакон голубого «Кюрасао», красивая упаковка ломтиков голландского сыра, шоколадка «Таблерон» и набор разноцветных пластиковых стаканчиков.

«А это зачем? – удивился Карагодин. – Я же сказал, у меня рандеву. Просто рандеву, не в подъезде, не в парке на лавочке. Просто рандеву. Но всё равно молодцы девчонки. Просто у них свои по этому поводу понятия».

Как в некие древние времена, когда случай столкнул их в Нескучном саду в читальном зале, похожем на сказочный теремок, он вышел на балкончик второго этажа, высокая девушка у перилец вдруг обернулась на шум закрывшейся двери, и весь мир превратился в раму для её чудной красоты, Карагодин вдруг почувствовал, как сердце пропустило удар и застыло на миг в невесомости какого-то сладкого восторга.

С тех пор минуло порядочно лет, отношения прошли положенные стадии и, возможно, стёрлись бы до закадычной дружбы, если бы не эти спорадические приступы волшебной аритмии, так мгновенно и чудно оживляющие нерв чувства.

– Ну, рассказывай, бродяга, что там у тебя за проекты.

Голубые сполохи от «Кюрасао» в бокале Дарьи бродили по стенам гостиной, и Карагодин, уже ополовинивший свой бокал, вещал, распаляясь от фразы к фразе. Витийства Карагодина Дарье нравились, в них был масштаб и вера в успех, без которых мужчины в плоскости её симпатий не удерживались.

– Вот такие пироги, – наконец закончил он, потянулся было к ликёрной бутылке и обнаружил, что она почти пуста.

И почувствовал, что в организме идёт какая-то странная реакция – возможно, «Кюрасао» вступил во взаимодействие с «Абсолютом» и «Араратом».

– А можно я на полчасика прилягу? – неожиданно робко попросил он.

– Дамский вопрос, – улыбнулась Дарья. И это было последним, что слышал Карагодин, проваливаясь в тёмную бездну алкогольного небытия.

Есть же хорошие люди на белом свете!

Встреча с Савойским была запланирована

на платформе станции метро «Войковская». За пыльноватым стеклом вагона пролетали жгуты каких-то кабелей, проложенных по стенкам туннеля метро, которые периодически сменялись групповыми портретами граждан на платформах. Граждан становилось всё меньше и меньше. Тройная доза совершенно чумового по крепости эспрессо, которую обескураженная каким-то несостоятельным визитом Карагодина приготовила красавица Дарья, оказала странное действие. Абстинентных страданий он не испытывал, но пребывал в состоянии какого-то странного ступора. Вагон болтало, Карагодин с неизменной походной сумкой по прозвищу «такса» через плечо вглядывался сквозь пыльное стекло вагона в пролетающие за ним конструктивы туннеля и, загипнотизированный их мельканием, перестуком колёс, опомнился лишь тогда, когда услышал:

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Водный стадион».

Поезд дёрнулся, стал набирать ход, и перед Карагодиным проехало растерянное лицо Савойского, который, согласно договорённости ожидал его на платформе станции «Войковская». «Идиот!» – внутренне крикнул Карагодин, мгновенно мобилизовался и дал Савойскому сигнал: хлопнул себя в грудь и показал рукой с растопыренными пальцами, чтобы тот оставался на месте.

В ответ Савойский, понявший ситуацию, погрозил другу кулаком, и стало понятно, сигнал принят.

– Ну ты даешь, – сказал Савойский, когда через пять минут Карагодин, тяжело дыша, выскочил из вагона встречного направления. – Совсем спятил.

– Звиняйте, дядьку, – пытался шутить Карагодин, – замечтался.

– Понятное дело – сам такой. Ты как?

– Да вроде нормально, выпил у приятельницы три чашки кофе, и вроде нормально.

Савойский хмыкнул:

– Ну, это ненадолго. Так, поверхностная терапия. Погнали, времени в обрез.

На Речном вокзале схватили такси, погрузили походный скарб в багажник, устроились на заднем сиденье. Помчались сквозь снежные вихри.

Савойский деловито покопался в сумке, извлёк оттуда бутылку «Арарата» и два пластиковых стаканчика.

– Держи.

Карагодин покорно взял посудинку, легкий пластик визуализировал отчётливый тремор. Савойский плеснул по стаканчикам коньяку.

– Ну, давай, казанова, это тебе не эспрессо у девочек распивать. Это почище «Фауста» Гёте будет.

Снежные вихри, как по мановению руки, утихли, машина летела по ночному Ленинградскому шоссе, на сердце Карагодина стало хорошо и покойно.

Савойский выудил из волшебной сумочки целлофановый пакетик с нарезанным тонкими кружками лимоном. Закусили.

– Не верю я им, – как бы продолжая прерванную беседу, сказал Савойский, – не может быть, чтобы в портовом городе был сухой закон. Нет никакой логики.

– Сёма окончил факультет международных отношений МГИМО, – сказал Карагодин, – он-то знает.

– Ну, хорошо, пусть Сёма окончил. А Петруха, он тоже МГИМО окончил? А ведь громче всех орал: на контроле всё отберут! А вот Короляш мыслит правильно: консульство наше, и законы там наши.