Танцы на осколках
Шрифт:
Брест был совсем близко. Он сидел, облокотившись на широко разведенные колени, и неотрывно смотрел почти черными глазами. Его бедро касалось моего, от чего кожу обдало волной жара.
Я от греха подальше подобрала свое покрывало и соскочила с кровати:
— Душно тут.
Наемник поднялся с места:
— Могу открыть окно. Кстати, я стянул со стола чародея кувшин с чудным вином, налить?
— Пожалуй, — согласилась я.
Мужчина прошел мимо меня, окатив своим ароматом, и, взяв чарку, щедро плеснул рубиновой жидкости.
— Держи, — он протянул кубок.
Я
— Пожалуй, сяду здесь: не хочу тебя смущать, — просто ответил он и ласково улыбнулся.
От такой улыбки я отвернулась и допила остатки одним залпом. Если он будет продолжать в том же духе, то, может, стоит сразу взять весь жбан?
— Так ты мне и не ответила на вопрос, — мягко упрекнул Брест.
— Какой? — прохрипела я, внезапно лишившись голоса.
Наемник развел руками:
— Какое твое самое яркое воспоминание? И не волнуйся ты так, я тебя не трону… Против твоей воли, — дополнил он и почесал волосы на широкой груди, хищно улыбаясь.
— Хорошо, — я согласилась, а про себя стала молиться, что бы у меня у самой была эта воля.
Вернувшись к кровати и поправив подушки, я залезла на высокие перины. Тяжело вздохнув, стала припоминать:
— Хм, есть одно воспоминание. — Я призадумалась, вспоминая все детали и краски. — Когда-то давно, еще до Тьмы, у меня был один друг — байкер. Это конник по-нынешнему. Только вместо коня у него была такая двухколесная машина, которая могла ехать очень быстро. Очень.
Брест наклонился вперед и очень внимательно вслушивался в каждое слово.
— Так вот, наверно все-таки мое самое яркое впечатление, это поездка с ним на таком железном коне.
— Почему же она так тебе запомнилась? — жадно заинтересовался наемник.
Я задумалась:
— Не знаю. Наверно как память о тех временах. Я ехала с ним без шлема — глупость несусветная, конечно — мы развили достаточно высокую скорость, и ветер тут же растрепал волосы. А мой друг в тот момент отпустил руль и правил только ногами, телом. И создалось впечатление, что мы летим… Это было абсолютное чувство свободы… — Я прикрыла глаза и, казалось, спустя почти четыреста лет опять почувствовала этот ветер.
— Понятно, — прервал мои мысли Брест.
Наемник откинулся на спинку стула, и, закатав рукава, закинул руки за голову. Мускулы перекатывались под кожей тяжелыми шарами, а сам мужчина о чем-то крепко задумался, глядя в потолок. Я присела на кровать с диким желанием сбросить покрывало: мне было нестерпимо душно, казалось, воздух в комнате сменился приторной патокой, которая заливалась в легкие, мешая дышать. Где тут окно? Подобрав полотно, побрела к закрытым ставням, слегка пошатываясь. Я пьяна? Этого не может быть: алкоголь перестал на меня действовать, когда я изменилась после наступления Тьмы. Подойдя к окну, открыла его настежь. В лицо ударил свежий воздух, расправляя грудь. Сзади послышались шаги.
— У тебя на голове что-то застряло, — прошелестел низкий грудной голос.
Я развернулась и уткнулась в широкую
— Позволь, уберу.
Я смогла только промычать что-то нечленораздельное. Он аккуратно пальцами искалеченной руки провел по моим волосам и вытащил оттуда застрявшее перо. Повертел им перед моим носом и выпустил на волю.
— Я же говорил, что не трону тебя против твоей воли, — прошептал он, внезапно осипшим голосом. Он склонился ко мне так, что я чувствовала его опаляющее жаром дыхание. Брест задрожал от нетерпения. Он подошел еще ближе, почти вплотную прижимаясь ко мне. Я смотрела на него широко раскрытыми глазами. Сердце бешено гнало кровь по моим жилам, оставляя ее внизу живота. Меня охватила дрожь, а ноги внезапно стали ватными. Наемник облизнул пересохшие губы и выставил перед собой руки:
— Так что… Я могу до тебя дотронуться? — прохрипел он.
Я смогла только кивнуть, как он тут же впился в мои губы, перекрывая остатки кислорода. Он с силой вдавил меня в стену, не отрываясь ни на секунду. Его руки, казалось, жили своей жизнью. Они тут же сдернули ненавистное покрывало, и с треском разорвали нательную сорочку. Мне не хватало воздуха, и я еле оторвалась от его жесткого требовательного рта. Брест отстранился, переводя дыхание. У меня закружилась голова, и если бы не твердое тело наемника, я соскользнула бы на пол. Мужчина подхватил меня на руки и бережно отнес на кровать.
Он навис надо мной и, нежно проведя рукой по лицу, остановился на шее. Обхватив ее сильными пальцами, Брест склонился к моему уху и зашептал:
— Только подумай, я могу лишить тебя жизни в считанные секунды, просто надавив чуть сильнее, а могу выпить тебя до капли, и ты будешь умолять меня не останавливаться…
Его шепот прервал стук в дверь:
— Мурка, спишь уже? Я тут покумекал…
Я не услышала окончание фразы, мне сделалось дурно, и я застонала.
— У тебя вообще все в порядке? — дверь открылась, а на пороге стоял второй Брест.
Он, выпучив глаза, смотрел на свою точную копию. Мой желудок свело судорогой, и едва я успела свеситься с кровати, как меня вырвало.
— Какая досада, — протянул лже-наемник, вставая с кровати, и брезгливо обходя лужу на полу. — Жаль, могли бы неплохо повеселиться.
— Какого буя тут творится?! — наконец, пришел в себя Брест. Он в ярости подскочил к своей копии, но его отшвырнуло неведомой силой.
— Ну, будет-будет, — отмахнулся лже-Брест. — У нас договор, помните? Собственно, только поэтому ваша Прежняя до сих пор жива.
Черты самозванца начали таять, цвет глаз с серого сменился на холодный голубой, а вокруг рта появилась аккуратная эспаньолка. Истомир, осмотрев себя, удрученно вздохнул: одежда на нем висела как на пугале — Брест был шире и мощнее. Наемник поднялся из кучи щепок — его отбросило на резной столик — и оскалился:
— Ну, погоди, паскуда, доберусь до тебя.
Чародей заинтересованно посмотрел на Бреста:
— И что это ты так кипятишься? Неужто из-за этой девки, аль из-за внешности своей? Так это, считай, похвала — я в кого попало не обращаюсь.