Танцы на стеклах
Шрифт:
Влюбленные наткнулись на мастерскую известного художника, который обещал, что может быстро нарисовать потрет для такой красивой парочки. Владимир буквально волоком втащил Лесю в мастерскую, заявив, что хочет портреты непременно. Мол, ее изображение будет согревать его сердце в дни разлуки. Художник — мужчина в годах с седой куцой бороденкой и усами — усадил их на лавочку поближе друг к другу, и попросил не шевелиться, пока он будет делать набросок.
Владимир заплатил аванс художнику, который пообещал, что работа будет готова через
Ночь окрасила улицы в черный цвет и зажгла ярко-желтые фонари. Ребята набрели на городской парк и Владимир, не слушая Лесины протесты, что время позднее и вообще уже спать пора, потащил ее на ближайшую лавку. Парк надо сказать тоже был вишневый. За исключением кустиков артаны и хивоцвета, цветущих голубыми и бледно-желтыми цветами.
Леся массировала голову, корни волос болели от непривычной прически.
— Голова болит? — участливо поинтересовался Владимир.
— Да, немного.
— Давай помогу, — предложил молодой человек и аккуратно распустил тщательно уложенные Миладой волосы. Они тяжелой копной упали на плечи и заструились до бедер. Владимир не закончил на этом, он стал осторожно массировать голову девушки, зарываясь пальцами в волосы, перебирая прядь за прядью. Волосы, словно лунный свет проходили сквозь пальцы, окутывали его руки нежностью.
— Ты действительно Ангел, — пошептал он.
— Да где же ты у меня крылья-то увидел, а? А ну-ка признавайся, Ладька, — Леся весело рассмеялась.
— Да с такими волосами никакие крылья не нужны. А чего это ты меня решила детским прозвищем называть?
— Мне кажется, что тебе даже идет, — Леся прыснула со смеху, глядя, как лицо Владимира вытягивается, — очень даже мило. Ладька, Ладик, Ладушка.
Девушка на всякий случай вскочила с лавочки и отошла на пару шагов. Кто его знает, вон лицо как покраснело. Явно не понравилось.
— Вот сейчас, как поймаю и по заду за «Ладушка» надаю, — пригрозил Владимир.
— Ладь, ну, это же уменьшительно-ласкательное, — продолжила Леся, и тут же поняла, что перегнула палку.
— Я тебе сейчас…
Леся сорвалась с места, как заправский спринтер. Волосы развивались на бегу, хлеща по щекам и застилая глаза, так, что куда бежит — девушка не видела. Владимир нагонял, но Леся была юркой, поэтому в самый последний момент ускользала сквозь пальцы, мазнув лунным светом волос по лицу. Вдоволь набегавшись, запыхавшись, вытоптав большую часть ухоженных клумб с разноцветными цветочками, ребята свалились под кустом хивоцвета: Леся споткнулась обо что-то и полетела лицом в землю, а Владимир в попытке ухватить ее за воротник жилетки запутался в собственных ногах и свалился на девушку.
Не теряя возможности, Владимир исполнил обещание наподдать по мягкому, округлому месту. Леся не в силах скинуть с себя тяжеленного Самойлова смиренно ждала окончания экзекуции и лелеяла план мести. Как только Самойлов отвел душу и решил встать, девушка подставила ему подножку.
— Проси пощады, — затребовала она, тяжело дыша.
— Угу, обязательно, — ответил Самойлов севшим голосом, — А что мне за это будет?
— Лучше узнай, чего не будет, — ответила она, пытаясь сообразить, что ж еще такого пакостного можно ему устроить.
— Еще минута в таком положении, — вкрадчиво произнес Владимир, — и просить пощады придется тебе.
— Да, ну! — сказала Леся и оказалась под Самойловым. Вот же… Гад!
— Ты меня раздавишь, — прохрипела она.
Владимир очертил кончиками пальцев овал ее лица, легонько коснулся губ, носа, шеи. Дыхание, едва восстановившееся после бега, опять сбилось. Сердце ушло в галоп, но разум еще присутствовал. Вернее отголоски разума.
Леся беспокойно заерзала под Самойловым, чувствуя, что просто так это все не закончится, если вовремя не остановиться. Владимир не обращал внимания, и прикоснулся губами к губам. Леся, отыскав где-то в своем тщедушном и подверженном непонятным чувствам теле силу воли, ощутимо прикусила его нижнюю губу.
— Что случилось? — тихо-тихо спросил он.
— Во-первых, холодно. Во-вторых, пора в таверну. В-третьих, хочется спать, — громко отчеканила она, боясь сорваться и потерять последний ум.
Владимир встал, отряхнулся, помог подняться Лесе и без единого слова повел к выходу из парка, крепко держа за руку. Они шли в тишине до самой двери ее комнаты. Тишина была такая, когда просто хорошо помолчать вдвоем, без напряжения.
— Спокойной ночи, Ангел, — пробормотал он, зарываясь лицом в ее волосы, — мой милый ангел, с лунными волосами.
— Спокойной ночи, — ответила она.
Владимир притянул ее к себе и поцеловал. Не так нежно, как до сих пор. Настойчиво, требовательно, словно он горел и хотел спалить ее в этом огне дотла. И Леся не чувствовала себя. Она забыла: где она, где он, где и чьи руки, где они, зачем и что вокруг происходит. Казалось, провались они сейчас сквозь землю — и этого бы не заметили. Огонь палил и заставлял задыхаться, искать друг друга вновь и вновь, чтобы найти покой друг в друге, или забвении пепла.
— Ладь, — прошептала она, хватая ртом воздух, на секунду оторвавшись от него.
— Да хоть чертом назови, — пробормотал он, — только не гони.
И оборона пала, и огонь гулял по венам, заставляя кипеть кровь. И счастье вышло из берегов и затопило Лесю с головой. Дверь ее комнаты закрылась, отрезая их от внешнего мира. И пусть весь мир подождет.
Леся проснулась от того, что теплый солнечный луч ласкал лицо. Она улыбнулась и потянулась, не открывая глаз. Пошарив рукой рядом с собой, она ощутила пустоту и открыла глаза. «Наверное, Владимир спустился вниз», — подумала она и плавно села. Сладко зевнула и улыбнулась. Осмотревшись, она нашла на подушке записку.