Танец маленьких искр. Антре. Том 1
Шрифт:
А люди смотрели на него. Искоса, исподтишка. Взволнованно шептались, и звук их голосов сверлил его череп, царапал ушные перепонки, хоть разобрать слов и не удавалось.
Ему хотелось, чтобы они заткнулись. Хотелось, чтобы они исчезли. А больше этого хотелось лишь, чтобы тот единственный голос, который разобрать получалось, замолчал с ними. Его собственный голос. Его чувство вины.
Он не был виноват. Лишь выполнил приказ. И всё же, чувствовал себя предателем. Чувствовал, что именно из-за его слов,
Подполковник Альбрехт Орсел нарушил приказ. Вступил в бой уже после того, как генерал приказал ему отступать. Это было правдой. Как было правдой и то, что, не сделай Орсел этого, корабли Иль’Тарта, замаскированные под торговцев, разбили бы их, не оставив и щепки. Как было правдой и то, что без этого приказа — сам Персиваль был бы в плену или мёртв, а не вернулся бы домой, празднуя победу. Как было правдой и то, что он присутствовал в момент, когда весь офицерский состав слышал приказ генерала. И, как и все, ничего не сделал, решив пойти по простому пути.
В точности, как и несколько минут назад.
Он сделал так, как его учил отец. Сделал так, как было правильно. Так почему же теперь, его выпнули со службы пинком под зад? И почему он чувствует, будто сам стал тому причиной?
— Сраный, долбанный Даунстренд, — пробормотал Фарви, прислонившийся к влажной и покрытой плесенью стене казармы. На этот раз с внешней стороны здания.
— Он одумается, — неуверенно пробормотал Граф.
— Одумается, как же, — Фарви вздохнул и сел на корточки. — Где твоя фляга, Граф? Осталось ещё что-нибудь?
— Шесть глотков, — сказал Счетовод так же печально. Возможно, ему передалось настроение остальных. Или он тоже был расстроен.
— Да заткнись ты, — буркнул Фарви.
Люди вокруг Персиваля — его друзья, его братья по оружию, превратившиеся теперь в чужих, — сделали по глотку.
— Кэп? — протянул ему флягу Рыжий.
И от этого слова, Персиваля передёрнуло. Тьма внутри него встрепенулась, громыхнула цепями и едва не выплеснулась наружу.
Он толкнул Рыжего так, что тот чуть было не выронил флягу, и быстрым шагом пошёл обратно ко входу в бараки. С едким, жгущим его желанием что-то сделать, что-то исправить. Или сделать хуже — какая, в сущности, разница.
Генерал Даунстренд всё ещё должен был быть внутри. И Персиваль был уверен, что сможет... убить его.
Эта странная, назойливая мысль не давала ему покоя. Схватить его за горло, слушать, как он захлёбывается хрипом, смотреть, как его глаза наполняются кровью, а губы синеют. Неважно, сколько внутри будет солдат. Неважно, кто попробует его остановить. Неважно, что с ним случится после.
Глупая мысль, лишённая всякого смысла. В точности, как и всё, случившееся в последний час. Так что Персиваль позволил ей греть его какое-то время, как держат во рту сладкое вино, чтобы лучше распробовать оттенки вкуса. Хотя и знал, что это невозможно. Невозможно, ведь
Вдруг чья-то рука схватила его за плечо. Сжала сильными пальцами и попыталась развернуть. Персиваль, который считал себя всегда готовым к бою, лишь вздрогнул и едва не вскрикнул, будто застигнутый на воровстве мальчишка.
— Болло! — взволнованно выдохнул подполковник Альбрехт Орсел. Бывший подполковник. — Боги, я так рад, что нашёл тебя. Думал, ты уже ушёл домой и мне придётся ехать... Послушай, нам нужно поговорить.
Персиваль застыл в оцепенении, не дойдя нескольких шагов до входа в бараки. Вокруг было множество людей. И все, как один, смотрели на них с подполковником. Вновь эти взгляды. Вновь этот осуждающий шёпот!
— Ты... — прошипел Персиваль. — Ещё смеешь подходить ко мне...
Орсел медленно убрал руку. Персиваль должен был поблагодарить его. За то, что остановил Персиваля от входа в бараки. За то, что был прав — там, на корабле. Должен был поблагодарить этого человека за спасение собственной сраной, ставшей теперь бесполезной, жизни. Персиваль должен был сказать, что через несколько дней добьётся аудиенции у генерала Даунстренда и сможет объяснить ему, что именно случилось во время рейда.
Вот только он сказал:
— Это всё ты... — Голос вырвался из горла злобным карканьем. — Ты виноват в том, что случилось!..
«Не я.»
— ... Ты рисковал жизнями команды! Рисковал нашими должностями! И вот, где мы очутились! Будь ты проклят за то, что выбрал наши корабли, сукин сын!
Персиваль осознал, что кричит слишком громко. Что ж, это было лучше, чем слышать осуждающий шёпот вокруг. Лучше, чем слышать голос собственного чувства вины. Будто оправдываясь, он добавил:
— Ты нарушил приказ! В самом деле нарушил!
— А ты — нет, — спокойно ответил Орсел. — И что тебе это дало?
Персиваль вновь почувствовал, что задыхается. Услышал, как бухает в висках кровь. Как голос — не голос Персиваля, но всё же знакомый, — требовательно приказал: «Отдайся мне. И отдай его мне!».
— Послушай, — Альбрехт Орсел, видимо заметивший что-то в глазах Перси, поднял руки. — Ты ведь и сам видел, что случилось. Ты не всё знаешь, но... Теперь мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал. Помог мне, чтобы всё это не оказалось напрасным.
— Помог? — Персиваль едва не расхохотался. — После того, как ты разрушил мою жизнь? После того, как ты превратил меня из солдата, из героя в...
Простого убийцу. Но он этого не сказал. Просто развернулся, сдерживая гнев, и попытался уйти. Но цепкие пальцы Орсела снова схватили его за предплечье.
— Это важнее наших сраных должностей! И генерал тебя выслушает! Ведь ты рассказал правду, поступил правиль...
Персиваль с разворота врезал Альбрехту Орселу кулаком в живот. Мужчина захрипел, забулькал, и Персиваль с силой оттолкнул его на мокрую мостовую.