Танец маленьких искр. Антре. Том 1
Шрифт:
Когда Фредерик Болло умер, Элиза занялась садом сама. Персивалю сказала, что делает это в память о его отце. На самом же деле: в память о своей матери и своём доме, по которому она иногда скучала, хоть и ненавидела его, когда там жила. В память о том, что у всего есть цена.
И тем очевидней это становилось, когда очередная Сейтайа умирала.
Элиза ещё раз провела по одному из семи бело-золотых лепестков. Нежно повела пальцы дальше, к хрупкому стеблю. Аккуратно обхватила бутон ладонью. Нажала, чуть потянула на себя, и... сорвала. Это казалось ей безжалостным. И всё же ей требовалось что-то хорошее.
Пусть она и будет выражаться в приготовлении новой порции лечебного снадобья её матери. Снадобья, которое, как она говорила, лечит от всех болезней. В том случае, если Бог будет благосклонен, конечно. Элиза никогда особенно в это не верила, просто сейчас... готова была пользоваться любым средством.
Вновь подул ветер. В этот раз порыв был настойчивее и холоднее. Хлестнул по её рукам дождём, затряс Сейтайи, заставил их негодующе и жалобно зашуметь. Снова послышался стук мечей, возбуждённые и яростные детские крики. Они тоже были ростками. Ростками этого острова. И по мнению Элизы, создавать из них убийц — было даже большей тратой потенциала, чем труд над Сейтайами, почти не дающими плодов.
И всё же, она верила в справедливость. Должна была верить.
Глава 10. Клетка. Часть 2
Весь день Элиза была чем-то занята. Умышленно находила себе дело, чтобы отвлечься. Чтобы не думать. С утра она сбегала на рынок за покупками. Пошла сама, к тому же пешком, и выбрала самую далёкую рыбную лавку. Затем отпустила служанку на пол дня, решив самостоятельно сготовить ужин. Объяснила это тем, что хочет позаботиться о муже, который сегодня возвращался. Устроить ему праздник. Ложь, конечно. Персивалю больше нравилась еда, приготовленная слугами. Как и ей самой.
Пока мариновалась рыба, она поработала в саду. Приготовила себе ещё одну порцию лечебного снадобья, которое планировала по капле добавлять в подогретое вино. Затем собрала овощи, перемыла их и аккуратно порезала. Трижды справилась у шофера, не поступал ли ему звонок от Персиваля, чтобы знать, когда он вернётся. И вернётся ли. Безрезультатно.
Наконец она замерла безвольной куклой в одном нижнем белье перед служанкой Бритой, которая должна была её накрасить и помочь одеться. И мысли, отгоняемые постоянной работой, наконец накинулись на неё с утроенной силой.
С самого пробуждения Элиза была на взводе. Она собиралась поговорить с Персивалем о том, что сказал ей доктор Эдмундс. О своём самочувствии. Но не представляла, какие подобрать слова, чтобы описать то, что она боялась произнести даже в своих мыслях. К тому же кашель в последние дни немного ослабел и будто бы отступал, так что, может быть, ей и вовсе не стоило лишний раз тревожить мужа из-за пустяка.
Однако, кроме предстоящего разговора, её беспокоил и разговор случившийся. Случайная встреча с Оливией Виндр. Их перепалка, её уход. Её приглашение.
Помочь острову.
Отправляясь в храм, Элиза сама надеялась на помощь Иль’Пхора. Однако всё обернулось в точности наоборот. Так что предложение Оливии сперва показалось ей оскорбительным.
«Я и так приношу пользу!», спорила она либо сама с собой, либо продолжала давно закончившийся спор с Оливией.
Верно. Ты, Элиза, состоишь сразу в трёх
Затем предложение Оливии стало казаться обидным.
«Но я помогаю Персивалю!», — отвечала она самой себе. — «Вот уж кто приносит городу пользу!»
Приносит, конечно. Безжалостно убивая людей. И тебе стоит огромных усилий, не думать об этом, когда он возвращается, когда ты ложишься с ним в постель. Ты ненавидишь спрашивать, в порядке ли он, потому что боишься, что он начнёт рассказывать. Боишься увидеть в нём не мученика, каким себе представляешь, а жестокого мясника. Хотя и знаешь, что в этом есть доля правды. Более того, последние недели никак не можешь отделаться от мысли, что именно за его грехи Бог послал тебе эту проклятую болезнь. И именно его грехи хочешь с себя смыть.
Элиза поёжилась, когда сморщенные старческие пальцы Бриты провели по её обнажённой спине, убирая прядь волос. Но дело было не только в этом. Она знала, что сама себя накручивает. Да, к войне она относилась с отвращением. Однако Персиваля любила. Ухаживала за маленьким ростком, посаженным ещё на Иль’Деострите, и никогда не позволяла ему увять. Он не менялся после рейдов. На самом деле, он вообще почти не изменился с их первой встречи. Сразу был холоден, отрешён и смотрел... Когда-то она боялась, что мужчина, за которого она выйдет замуж, будет смотреть так на другую женщину. Но Персиваль смотрел таким взглядом вдаль. В небо, окутывавшее остров белой дымкой. В глубокую, чёрно-синюю бездну океана. Будто бы обычная жизнь его сковывала, не давала дышать.
Элиза злилась на это, но в тоже время её это восхищало. Именно этот взгляд, идущий от самого сердца, делал его человеком. Человеком, который каким-то удивительным образом оказался именно там, где должен быть. Занимался делом, для которого был рождён. Полностью реализовывал свой потенциал и даже, возможно, был счастлив.
В какой-то степени Элиза ему завидовала. Но помогала ли она ему? Это был трудный вопрос, на который ей совсем не хотелось отвечать.
«Есть ещё мой сын, Аллек!», — кричала она внутри себя. — «Я помогаю ему со всем, что не касается войны!»
Помогаешь со всем, что он ненавидит. Ведь он так похож на отца. Вечно носится с деревянным мечом, будто уже готов сражаться с Иль’Тартом. Прогуливает занятия по истории и литературе, чтобы торчать на тренировочной площадке. И однажды... Однажды он уйдёт от тебя. Уйдёт туда, куда смотрит Персиваль. И, в отличии от мужа, в котором Элиза была уверена, Аллек там погибнет. Потому что, как бы он не пытался копировать повадки отца, он не был таким же.
Вот оно. Вот, что она может сделать хорошего. Должна сделать. Помочь сыну остаться собой. Не превратиться в копию кого-то, не идти за чужими стремлениями.