Танец меча

Емец Дмитрий Александрович

–  Дашь почитать?

–  Тебе дала бы!
– сразу согласилась Улита.
– Ноу проблемой, как говорит амиго Ромасюсик. Только одна маленькая проблема. Дневничок у меня заговоренный. Кто чужой заглянет - получает заряд из дробовика.

–  А дробовик где? Ведьма вздохнула.

–  Он в воздухе растворенный. А заклинание необратимое… А что, ты гостей только супом кормишь? Чего-нибудь поосновательнее есть?

Аня встала и спустилась в подпол за картошкой и квашеной капустой. Она чувствовала уже, что это надолго. Лампочка перегорела, и Аня возилась довольно долго, в темноте отыскивая миску, в которую можно переложить

капусту. Внезапно люк захлопнулся, и полоска света на ступенях исчезла. Мало того - Аня услышала скребущийся звук и поняла, что Улита сдвигает с места стол.

Аня кинулась к лестнице. Руки у нее были слабые. Нагнув голову, она плечами налегла на люк, но тут услышала, как снаружи кто-то барабанит в дверь так сильно, что сотрясается весь дом.

–  Минуту! Я одна и ищу ключ!
– крикнула Улита. Люк разбух от сырости и закрывался неплотно, с щелью. Аня прильнула к щели. Она увидела, как Улита окунает палец в варенье и что-то быстро пишет на полированном сиденье стула. Потом показывает Ане свой телефон и торопливо засовывает его под половик.

Стук не умолкал. Казалось, еще немного, и дверь сорвут с петель. Улита глубоко вздохнула, обреченно оглянулась и потянула засов. Со своего места Аня видела белый срез скатерти и чуть полноватые широкие голени Улиты в темных полусапожках. Мужских ног было три пары. Средние - щеголеватые, в полосатых брючках в обтяжечку и почти кукольных, до блеска начищенных ботинках. Справа и слева от щеголеватых ножек громоздились колонны в одинаковых кожаных брюках и громадных ботинках, перемазанных рыжей глиной.

–  Ведьма Улита, секретарша мечника Арея? Велено доставить тебя на Большую Дмитровку! Сдай рапиру!
– произнес гнусавый голос. По нетерпеливому движению колена Аня определила, что говорили «брючки в полосочку».

Темные полусапожки отступили.

–  Никуда я не пойду!

«Брючки в полосочку» остались на месте, зато ноги-колонны выдвинулись и взяли темные полусапожки в клещи:

–  У нас подписанный договор! Или скажешь: кровь на нем не твоя?

Полусапожки пытались метаться, но ноги-колонны не выпускали.

–  У меня эйдос! Вы его не отберете!

–  Вот и расскажешь об этом кому надо! Эйдос эйдосом, а тело наше. Надо было читать условия контракта, - заявили «полосатые брючки».

–  Вы пожалеете! Троил узнает! И Эссиорх! Полоски на брючках пошли рябью.

–  Троила насадили на меч. Он может откинуть копыта с часу на час… А твой парень, если хотел тебя сохранить, не должен быть нарываться. Вольгенглюк ничего не прощает. Взять ее!

У дверей произошла короткая возня. Аня услышала лязг металла, крик. С полки посыпались книги. Когда все стихло, она сильным рывком откинула люк и выбралась из подвала.

Улиты уже не было. Три пары мужских ног исчезли вместе с нею. Аня выбежала на крыльцо. На бетонной дорожке были отчетливо видны глинистые следы, однако они обрывались между домом и калиткой. Постояв, Аня вернулась в дом и подняла с полу опрокинутый в потасовке стул. По сладким буквам ползла медлительная осенняя оса.

«Скажи Э. И А.», - прочитала Аня.

Кто такой «А.», Аня не знала. В телефоне Улиты на «А» были десятки записей. Обзванивать все «А» подряд было глупо, и она начала с «Э», как с буквы более редкой.

И лишь нажав «вызов», она поняла, что поспешила, выбирая контакт. Вместо Эссиорха она позвонила другому «Э.» - Эде. Эдя не снял, хотя она прождала

почти десять гудков. Она перезвонила со своего телефона - эффект тот же. Эдя ушел в глухую молчанку.

Тогда Аня позвонила последнему оставшемуся «Э» - Эссиорху.

* * *

Эссиорх рисовал и думал. Думал и рисовал. Движения кисти рождали мысль и сами становились мыслью. Мотоцикл уже долго стоял под окнами без работы, и Эссиорх знал, что тот ни за что сразу не заведется. Заставит уговаривать себя, продувать свечи, разгонять. Машины тоже умеют дуться.

Рядом с его мольбертом Варвара и Корнелий точили саперные лопатки. Отличные, военного образца, в густой консервирующей смазке, которую пришлось долго оттирать. Выглядели они как новые, да и были новыми. Сложно было поверить, что им лет по тридцать и они с военного склада под Севастополем. Рядом, у дивана, притворяясь ковриком, валялся Добряк. О том, что он не дохлый, можно было догадаться только по дрожанию ушей, когда его окликали.

–  Хочешь сказать, ты уже все сделала?
– недоверчиво спросил Корнелий, заметив, что Варвара отложила свою лопатку. Он недоверчиво провел по ее краю пальцем и ойкнул: на подушечке густо выступила кровь.

–  Он, бли-ин! А у меня почему тупая?
– спросил он с досадой на себя.

–  Потому что… Не уродуй инструмент! Сюда дай!
– Варвара молча забрала у него лопатку и стала точить.

Эссиорх незаметно наблюдал за Варварой и думал, что во многом она его опередила. Например, в неспешности точных движений. С недавних пор он постоянно повторял себе: «не суетиться, все будет хорошо». Сколько раз спешил, дергался, бросал важные дела, и всякий раз оказывалось, что это было ни для чего не нужно. Якобы важная встреча или срочное дело оказывались блефом и ни к чему не приводили. Напротив: медлительное и внешне случайное прорастало и укоренялось. Не мы творим дела. Мы лишь помогаем им происходить. Важное там, в глубине. Глубина же определяет и течение внешних событий.

Корнелий взял лопатку Варвары и, примериваясь, качнул в руке.

–  Мощная штуковина! Я, пожалуй, откажусь от штыка на флейте! Эта вещичка нравится мне больше!
– сказал он уважительно.

Эссиорх нашел на полу большой обрезок картона и кистью сделал несколько быстрых движений.

–  Минуту! Мгновенный портрет с натуры! Угадайте, кто где… Это ты, Корнелий!
– Эссиорх показал на многолапую синюю бронтозябру, довольно безвредную с виду, но бестолковую, забравшуюся в правый верхний угол.
– А это ты, Варвара!
– И оранжевой кистью хранитель провел через весь лист. Черта начиналась непонятно откуда и уходила непонятно куда.

–  Ну спасибо!
– мстительно поблагодарил Корнелий.
– Я всегда догадывался, что ты зараза, но не представлял масштабов!

–  А по-моему, милый получился червячок. У него улыбка добрая, - успокоила его Варвара.

Мобильник Эссиорха, лежащий на стеклянном столе, завибрировал и стал медленно сползать.

–  И тут зазвонил телефон! Кто говорит? Слон!
– сказал Корнелий, под завязку набитый дурацкими цитатами.

Эссиорх слушал в трубке сбивчивую женскую речь, и лицо у него вытягивалось. Не дослушав, он снес плечом Корнелия, рванул балконную дверь и спрыгнул на газон. Мотоцикл не стал обижаться и завелся сразу - наверное, с перепугу.