Танец на разбитых зеркалах
Шрифт:
Только когда в небе появилась полная луна, Клэрити поднялась. Села на кровати, прямо поверх одеяла. Прошептала, чувствуя, как обжигают слезы холодные щеки:
– Каролина, прошу, дай мне знак. Любой знак, что ты существуешь. Если хоть что-то в этом свихнувшемся мире правда… дай мне знак. Или… может, они правы? Может, сошел с ума не мир, а я сама?
Каролина молчала. Луна молчала тоже.
Осколок седьмой
Глупо было надеяться, что после случившегося в «Персефоне»
Зато Тони, видимо, ощутив ностальгию по давно минувшим временам, когда она воспитывала маленькую Клэри, вела себя как курица-наседка. Находиться под неусыпным контролем и без того непросто, а тут еще мысли о Каролине, которые беспрестанно крутились в голове, и бессонница, вызванная этой каруселью мыслей. Хотя бы зеркала после ее вспышки ярости замолчали…
Но надежда, что все образуется, таяла с каждым днем. Клэрити отказывалась считать себя ненормальной, а Каролину – плодом своего больного воображения. Вот только мир не признавал за ней право отстаивать свою правду. Ей приходилось молчать, скрывая истинные эмоции и рвущиеся наружу слова за непроницаемой завесой лжи и мнимого хладнокровия.
Все разрушилось в тот миг, когда в зеркале отразилась Каролина. Глядя на свою дочурку, Клэрити понимала – сейчас как никогда она близка к сумасшествию. К тому, чтобы задрать голову вверх и завыть в голос от терзающего душу горя.
– Каролина, – плача, она протянула руки к зеркалам. Мелькнула надежда: а вдруг неведомые силы затянули ее любимую малышку в зазеркалье, и все это время зеркала разговаривали ее голосом? Вдруг взывала к Клэрити, просила о помощи – как умела – Каролина?
Насколько сильным должно быть отчаяние, чтобы поверить в подобное? Поверить в то, что являлось почти сказкой? Но, продолжая идти вперед, Клэрити твердо верила в то, что, как только она коснется руки дочери в отражении, то перешагнет зыбкую грань и окажется по ту сторону зеркал. Где будет только она и Кароль…
Правда оказалась болезненной. Шагнув вперед, Клэрити ощутила только прохладную поверхность зеркала… а лицо Каролины начало таять.
– Не уходи, – захлебываясь слезами, вскрикнула Клэрити. – Пожалуйста, не уходи!
– Клэрити… – Нет, этот голос был чужим и незнакомым. А Каролина исчезла.
С губ сорвался яростный вопль. Не отдавая отчета в том, что делает, она подлетела к табурету и, схватив, обрушила его на злополучное зеркало. Била, чувствуя, как отлетающие осколки вонзаются в кожу, чувствуя, как слезы смешиваются с кровью.
Этого Клэрити показалось мало. Гнев – на высшие силы, провидение, богов или кого бы то ни было еще – захлестнул жаркой волной и требовал выхода. Следом за зеркалом в прихожей статуэткой с каминной полки она разбила зеркало в гостиной. Подобная участь постигла и зеркало в ванной, и в спальне. Клэрити выпотрошила ящики, устроив в комнате настоящий бардак, выудила из косметичек и трюмо все зеркальца, а потом долго разбивала их молотком, чувствуя мрачное удовлетворение.
Она слышала за спиной испуганный голос так не вовремя вернувшейся домой матери, но даже это ее не остановило. Поздно. Тони Хаттон
Подозрения Клэрити оправдались, когда ворвавшиеся в комнату санитары – и когда только мать успела их вызвать? – схватили ее и рывком подняли с пола. Она кричала, вырывалась – а чего еще ждать от ненормальной? Тони говорила что-то об обследовании, специалистах и «хорошем местечке», которая она присмотрела для Клэрити. Так она подлечится и все у них будет как прежде.
Как будто «как прежде» у них с матерью все было хорошо.
– Ничего уже не будет как прежде, – выговорила Клэрити плохо слушающимися губами.
А потом внезапно стало все равно. Она перестала вырываться, позволила санитарам довести ее до машины и усадить внутрь. Равнодушно смотрела на мать, которая шептала какие-то успокаивающие фразы. И думала, думала… Как ее размеренная жизнь могла превратиться в этот хаос? Как она могла до такого дойти?
– Милая, с тобой будет говорить доктор Гесберг. Это очень хороший врач. – Тони Хаттон не любила терять время понапрасну. Как только машина тронулась, она сменила материнский тон на деловой. – Тебе нужно будет ответить на несколько его вопросов, пройти пару тестов. Бояться не стоит.
– Мне не пятнадцать лет, – процедила Клэрити.
Тони театрально вздохнула. Покачала головой, всем своим видом показывая, как ее огорчил дерзкий тон дочери.
– Не пятнадцать, но ведешь ты себя соответствующе. – Заметив испепеляющий взгляд Клэрити, она тут же прикусила язык.
Клэрити была послушной. Не ради матери и даже не ради себя. Ради Каролины. Сначала позволила врачам ее осмотреть и обработать порезы – их оказалось куда больше, чем она полагала, – на руках, лице и шее. Послушно отвечала на вопросы, рассказала обо всем, что произошло за минувшие дни – скрывать не было смысла, ведь сама Тони наверняка обо всем доктора Гесберга проинформировала.
– То есть голоса исходят только из зеркал? Любопытно. А что они вам говорят?
Клэрити раздражало, что он постоянно что-то записывал. И еще этот скрип карандаша…
– Ничего. Просто зовут.
Гесберг – немолодой лысеющий мужчина в темно-синем костюме и начищенных до блеска туфлях – оторвал взгляд от блокнота.
– Мисс Хаттон… Клэрити… Я могу называть вас Клэрити?
Она кивнула.
– Что заставило вас разбить все зеркала в доме?
– Ярость, – прошептала она. – Я хотела, чтобы они вернули Каролину, но они лишь дразнили. И еще эти голоса… Я не хотела думать о себе как о безумной, но как иначе, когда постоянно слышишь голоса?
– Клэрити, расскажите о Каролине. Той, кого вы называете своей дочерью.
Она плотно сомкнула губы, словно выстраивая между собой и доктором барьер из невысказанных слов. Что сказать? Правду? Высмеет и окончательно признает ее безумной. Ложь? Она уже говорила о дочери, которой для всех остальных не существует. Нормальные люди о подобном не говорят – если только это не глупая шутка. Но дело зашло уже слишком далеко, чтобы прикрываться одной лишь шуткой.
Поняв, что ничего не теряет, Клэрити все рассказала. О том страшном дне, который разделил ее жизнь на до и после. Позади осталось тихое семейное счастье вдвоем с Кароль, впереди – хаос и разруха.