Танец над вечностью
Шрифт:
— Бежим отсюда! — заорала Нишка.
Я тоже невольно попятился, все еще не в состоянии отвести взгляда от вспышек рубинового пламени, но перепуганная девушка уже тащила меня прочь наперегонки со скрежещущей фигурой святого Тимофея…
Часовщик исчез. В лавке его не было, дома тоже никого. И никто его не видел. Обозленная Нишка ругалась с магистратом, требуя организовать облаву на Гральфильхе, но капитан Чапка не торопился. Ратушу оцепили и никого внутрь не пускали. Среди стражников мелькали красные мундиры. Появились люди из Часового корпуса. Империя заинтересовалась происходящим. У меня все больше и больше крепло подозрение, что я опоздал.
Отец Васуарий подтвердил мою догадку.
— Неужели размером с человеческую голову?
— Именно, — кивнул казначей. — Невероятно чистый и большой рубин.
— Сколько же он стоил? Как мастеру Гральфильхе удалось купить его для часового механизма ратушных часов?
— Вы что-то путаете, — нахмурился отец Васуарий. — Старший Рыбальски никогда не продавал камень. Хотя бы потому что ни у кого не было таких денег…
— Я ничего не путаю, — перебил я его. — Видел все собственными глазами. Часы в ратуше и огромный рубин на оси анкерного механизма. Именно такой, как вы описывали.
— Да не может этого быть! Для Рыбальски камень был семейной реликвией, приносящей пусть проклятую, но удачу. И даже то, что балбес Джеймс разбил его ради девчонки, не могло бы заставить…
— Однако заставило. Рубин теперь в часах. Это факт. Кстати, вы позаботились о приглашениях?
Казначей нервно вытер пот с лысой макушки и поправил очки, сползающие с крючковатого носа.
— Видите ли… — замямлил он.
— Говорите прямо.
— Вы сильно досадили Рыбальски. Он видеть и знать вас не желает.
— То есть, приглашений на званый вечер у меня нет? — помрачнел я.
Отец Васуарий виновато развел руками.
— Замечательно. А Шарлотта?
— Что Шарлотта?
— С ней я не ссорился. Может, стоит напомнить, что в свое время я оказал ей услугу с Сигизмундом? Разумеется, в долгу я не останусь.
— Хорошо, я попробую, — посветлел лицом казначей и вздрогнул.
За окном прогремел раскат грома. Началась долгожданная весенняя гроза, разгоняющая удушливый зной последних майских дней.
Но моя радость была преждевременной. Шарлотта не захотела идти против воли мужа и приглашать меня на званый вечер. Мысль о том, что Хриз будет там, а я не смогу до нее добраться, приводила меня в глухое бешенство. Идти на поклон к Лешуа и просить его о помощи не хотелось. Сообщение воеводы Дюргера о том, что его бойцы, оставленные в засаде в доме на Фидеркляйд плац, упустили безумицу, тоже не прибавило радости.
— Это же Цветочек, — пожал плечами воевода.
— И что? — взорвался я. — Это оправдание? Ваших орлов там было сколько? Трое? Три здоровых мужика не смогли справиться с женщиной?
— Так-то она не женщина, а демон в юбке.
Я мрачно смотрел, как его бойцы грузят в экипаж поклажу. Надо было давно заняться замком. И не только им. Но лучше поздно, чем никогда. Ловушки расставлены, сюрпризы подготовлены.
— Вам удалось что-нибудь узнать о том офицере, в которого была влюблена Шарлотта?
Воевода кивнул.
— Да, Гуго Барнум. Дослужился аж до капитана. Командовал вардом. Оборонял крепость Буревестников в Окорчемском проливе.
— Подождите, подождите, — наморщил я лоб, припоминая военную хронику. —
— Она самая. А капитана засудили за государственную измену и сослали на каторгу.
— Понятно, — разочарованно вздохнул я, досадуя, что оборвалась еще одна ниточка.
— А три месяца назад он сбежал-то, — огорошил меня воевода.
— Как? — внутренне подобрался я.
— А поди, узнай-то, как, — хитро ухмыльнулся Дюргер в разбойничьи усы. — Но среди наших ходют слухи-то, что ему побратим помог.
— Кто? — коротко спросил я, догадываясь, каким будет ответ.
— Ингвар. А не пойман, значит не вор. Да и теперь-то что? Если и поймают, ничего ему-то не сделается, — вздохнул Дюргер.
— Почему?
— Адмирала-то, что его сослал, самого давно в отставку отправили, а вот на днях дела по евойным приказам-то и подняли. Так что теперича капитану Барнуму вернули-то звание, невиноватый он оказался.
— А про какого адмирала речь? Про Мирчева?
— Ага. Чудные дела-то творятся. Не иначе как опять войну-то затевают, раз каторжникам начали взад звания вертать…
Я поморщился из-за его безграмотного говора, но мои мысли были заняты другим. Война. Ее призрак маячил над городом угрожающей тенью, а действия безумицы еще больше подливали масла в огонь. Я должен ее остановить. Кроме того, чутье подсказывало мне, что все, даже малозначительные на первый взгляд факты связаны невидимой, но прочной нитью. Надо просто спокойно сесть и все обдумать…
— … А уж если тайный сыск в дела-то военные вмешивается, то и вовсе ждать беды-то, — горестно закончил свои измышления воевода, и я встрепенулся.
— Почему тайный сыск?
— Так приказ о помиловании Барнума лично советник Сипицкий подписал.
Холодная змейка дурного предчувствия скользнула по спине. Офицер Матий обмолвился, что советник принял условия безумицы, а спустя три дня тот скоропалительно подписывает приказ о помиловании. И кому? Тому самому офицеру, побег которому предположительно устроил воевода Даугав! Я не идиот, чтоб верить в подобные совпадения. Если предположить, что беглый каторжник прятался в торговом обозе, то становилось понятным, почему воевода выделил двух бойцов для сопровождения Хриз. Чтобы не попасться на таможенном досмотре, он отправил беглеца в поместье к своему шурину, а заодно избавился от безумицы. Но почему та поставила советнику такое условие? Зачем ей нужно помилование для Барнума? Я скрипнул зубами от злости, вдруг как наяву представив мерзавку в объятиях каторжника. Прибью обоих!..
— Воевода Дюргер, мне нужен портрет Гуго Барнума.
С плохо выполненного рисунка на меня смотрела бандитская рожа. Борода, большой нос с заметной горбинкой, темные злые глаза. Снедаемый болезненной ревностью, я жадно всматривался в портрет Барнума, гадая, могла ли Хриз соблазниться таким типом… А еще лицо каторжника казалось мне смутно знакомым. Я его уже где-то видел. Но где? А если представить, что он сбрил бороду? Я закрыл ладонью нижнюю часть лица на рисунке и обомлел. На меня с портрета смотрел… Ежи Кава! Водоворот мыслей завертелся так, что я был вынужден сесть. Ноги меня не держали. Как беглый каторжник очутился в цирке? Получается, та женщина — Милагрос? Но где тогда пряталась Хриз? Тоже в цирке? А если прячется до сих пор?.. Я вскочил с места и ринулся к двери, но потом заставил себя остановиться, закрыть глаза и сосчитать до десяти, упершись лбом в косяк. В этот раз я не ошибусь. Не имею права на ошибку.