Танец над вечностью
Шрифт:
Зато есть кошачья трава. Совсем немного, чтобы не вызвать подозрений у слуг, которые будут пробовать вино на предмет яда, но достаточно, чтобы император воспылал желанием. И чтобы после любовных утех уснул крепким сном…
— Будь смелее и уступи императору, девочка, — шептала я ей. — Будь с ним ласкова, и тогда он будет нежен и щедр с тобой. И не забудь ненароком оставить в его покоях брошь…
— Зачем?
— Как напоминание о себе. Чтобы Его Величество захотел вернуть ее и вновь увидеть тебя…
И чтобы у меня был повод вернуться в его покои сразу после твоего ухода в таком же плаще и такой же маске…
— И не только
Лу вспыхнула до корней волос, но все-таки упрямо переспросила:
— Так ему ничего не угрожает?
— Солнышко, сама подумай, ну что ему может угрожать?
Кроме, разумеется, укола в ухо крошечной иглой, смоченной в вытяжке из бобов клещевины. Ее яд начнет действовать примерно через двенадцать часов, проявляясь в лихорадке, тошноте и кровавом поносе, а закончится смертью…
— Не увиливайте! — топнула ногой Лу. — Поклянитесь, что не причините вреда Его Величеству!
Я тяжело вздохнула и покачала головой. Упорная зараза.
— Почему все так и норовят стребовать с меня обещание? Ты хоть знаешь, что я уже пообещала Лешуа? Да-да, тому самому, который гадости про меня рассказывает. Так ты его спроси, спроси. А потом требуй что-то. Соплячка.
Я щелкнула ее по носу и ушла. За топором.
После грозы в саду царила влажная духота. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никого поблизости нет, я скользнула в холодную сырость семейного склепа Рыбальски. Внутри было темно и тихо. Я сдернула парик и очки, распустила волосы и накинула на плечи плащ. Топор в руке придавал приятную уверенность, а бурлящая ярость из-за выходки Кысея требовала выхода. Сейчас кто-то заплатит по его счетам.
— Ну что? Говорить будем? — спросила я в обманчивую пустоту склепа и сдвинула тяжелую крышку саркофага.
Оттуда на меня смотрел похищенный. Связанный часовщик был бледен и даже не скандалил, как в прошлые разы. Впрочем, скандалить и не мог — во рту у него торчал кляп. Я выдернула его и повторила вопрос.
— Тик-ток, — прошелестел он из каменной могилы. — Тик-ток. Время уходит. Твое время уходит.
— Вот как? Теперь мы перешли к угрозам, мастер Гральфильхе? — покачала я головой и вытянула его за шкирку из гроба. — Все никак не поймешь, кто перед тобой?
Усадив часовщика в угол, я зажгла светильник.
— У тебя есть тень, — заулыбался он, глядя на пол позади меня. — Но скоро она тебя догонит.
— Но еще раньше я догоню "Кровь".
Он едва заметно вздрогнул и нахмурился. Пляшущее в отблесках света безумие колебалось и дрожало тенями на мраморных надгробиях давно почивших негодяев. Я взяла в руки топор.
— Тебе не остановить время… — покачал головой часовщик. — Даже если убьешь меня…
— Да кому ты нужен…
Я сняла с шеи украденный у Рыбальски ключ и вставила его в знакомое углубление на мраморном надгробии. С негромким щелчком каменные плиты разъехались в сторону. Алый свет ущербного рубина залил все пространство склепа. Часовщик побледнел. Тяжело сглотнул. Покрылся испариной. Открыл рот. Выпучил глаза. Дернулся вперед. У него был взгляд опиумного курильщика, унюхавшего вожделенную отраву. Я занесла топор над рубином.
— Нет! — вскрикнул безумец, мелко дрожа. — Не смей!
— А то что?
— Нельзя! Ты не понимаешь! Ты все нарушишь!
— Что нарушу?
— Связь. Связь времен. Нельзя.
— А если это именно то, чего я хочу? Если я хочу нарушить связь времен?
— Нельзя играть со временем!
— Правда? — обрадовалась я, лезвием топора царапнув с характерным звуком кровавую гладь рубина. — Так это же прекрасно. Пусть весь мир сгинет в бездне безумия вместе со мной. Чего еще желать Шестой?
— Не надо… пожалуйста… не надо, — бессвязно бормотал он, яростно извиваясь в путах. — Я повернул время вспять… Тогда… двадцать лет тому… Только что!.. Послезавтра на рассвете… Полночь стала полднем! Я спас "Кровь"! Но свет пространства исказился, понимаешь? Наложился! Потому что времени нет! Есть только свет и множество теней! Наш мир и его бесконечные отражения во тьме!..
— Да ты философ… — протянула я, внутренне содрогнувшись от ледяного холода.
— И я получил совершенное отражение "Крови"!.. Разве ты не слышишь, как бьется ее сердце? Прислушайся!
— Чье сердце? Ежении?
— Да нет же! Глупая девка! Она занимала чужое место во времени! Тени приближаются!.. Прислушайся! Из-за них мои часы отстают!..
И я услышала. Услышала стук собственного сердца. Звуки отдалились. Черные воды Грембела разверзли ледяную пасть и вновь сомкнулись над шестилетней вояжной. Я тонула, провалившись под лед на озере, куда мне запрещали ходить, но куда я все равно упрямо сбегала и каталась на коньках, рассекая по бескрайнему простору и представляя себя свободной птицей. Обжигающий холод сковал движения, тяжелая шубка тянула на дно. Я барахталась в полынье и еще больше уходила под воду. Легкие взорвались. Мир остекленел у меня над головой. Ледяная корка разделила жизнь и смерть, только густые хлопья снега заносили мой ледяной саван. Сердце остановилось. Я умерла. Тогда, двадцать лет назад, я утонула! Меня нет, нет Хризоколы Ланстикун. Ее трупик покоится на дне забытого богом и людьми озера. А я всего лишь ее отражение, пришедшее из бездны… тень… никто… Одна шестая от Шестой… Одна шестая одной шестой от Шестой… Одна шестая одной шестой в бесконечности дробей Шестой… Бесконечная тьма…
Я обрушила топор на рубин. Дикий крик часовщика утонул вместе со мной. Лед сомкнулся и брызнул. Я крушила и рубила ненавистный алый свет, рубиновые искры обжигали мне лицо, смешиваясь с ледяной крошкой.
Я хочу жить! Удар и еще удар! Даже если весь мир сгинет! В кровавом пламени! Не будет мира! Будут только мои отражения! Буду я! Я! Кем бы я ни была! Одной шестой! Или шестой деленной на бесконечность! Но я была! Я есть! И я буду!
Я очнулась в кромешной тьме. На одно ужасное мгновение показалось, что меня не стало, что я опять умерла. Тьма забвения. Но потом до меня донеслось тихое хихиканье. Я нащупала ледяной мрамор пола и осторожно поднялась на ноги. Глаза постепенно привыкли ко мраку склепа. Часовщик сидел в углу и раскачивался, хихикая цокающим смехом, как будто отмеряя секунды моей жизни.
— Тебе его не уничтожить! — веселился он.
Я похолодела и оглянулась. В кромешной тьме рубин лучился призрачным багровым светом, целый и невредимый. Я подошла к нему. Ни единой царапины. Рядом валялся затупившийся топор. И тогда я тоже начала смеяться. До упаду, до колик в животе, до слез, до икоты… Так вот почему мне никогда не умереть!
— Прекрати! Эй ты, прекрати! — заволновался колдун. — Освободи меня!
Всхлипывая и вытирая слезы, я подобрала топор и направилась к колдуну.