Танец над вечностью

Дорогожицкая Маргарита Сергеевна

— Думаю, что у Тени… то есть у Милагрос просто не было выбора, зная нрав ее хозяйки. Скорей всего, Лидия ее даже не спрашивала, а просто потащила за собой. Господин Лешуа, не опускайте руки, мы найдем их, обещаю. Помогите мне с Рыбальски, посоветуйте, как завязать с ним знакомство.

— Скажитесь покупателем, — не открывая глаз, сказал повар.

— Покупателем чего?

— Я мельком просмотрел документы по сделкам. Там есть и фрон Рыбальски. Семь лет назад он купил Соляной замок, хотел возобновить мыловаренное производство, но что-то у него не сложилось с местными. Подробностей я не узнавал, потому что эта сделка явно не та, что мы ищем. Но бургомистр упомянул ее как единственную неудачу известного дельца. Так что тот будет рад продать вам замок.

— Господи, да зачем мне замок?

— А кто вас заставляет

его покупать? Выкажите интерес, а потом передумаете. Кстати!..

Лешуа сел в кресле ровно и уставился на меня пронзительным взглядом бесцветных глаз.

— Это хороший повод добавить слухов о вас, чтобы они точно дошли до госпожи Хризштайн. Вы ищете любовное гнездышко для фронляйн Пихлер!

— Пфф… — я поперхнулся остывшим кофе и закашлялся. — С ума сошли!

Пока я оттирал с брюк пролитый кофе, Лешуа успел вскочить на ноги и теперь возбужденно расхаживал взад-вперед.

— Да, это именно то, что нужно. Хорошо укладывается в легенду о чудаковатом ловеласе, который швыряет деньги направо и налево, меняет любовниц, как перчатки, не брезгует даже безобразными циркачками…

— Прекратите!

— … не пропускает ни одной юбки… Вы будете у всех на слуху в Виндене!

— Хватит! Господин Лешуа, а если с фронляйн Пихлер что-нибудь случится? Вы об этом подумали? Если безумная ревнивица ее покалечит?

Он замер, а потом склонился надо мной, держась за подлокотники кресла.

— Вот и славно! Тогда мы схватим ее за руку!

— Я не могу быть двадцать четыре часа в сутки возле примы, чтобы предупредить нападение!

Взгляд Лешуа сделался вовсе безумным.

— Почему нет? Что вам мешает стать ее любовником?

Я вдрызг разругался с сумасшедшим поваром, после чего в расстроенных чувствах отправился по делам. Не считая остального, идея выдать себя за покупателя, подброшенная Лешуа, была удачным предлогом, поэтому я встретился с поверенным фрона Рыбальски и поинтересовался стоимостью Соляного замка, его расположением и историей. Бедный законник не поверил своему счастью, ухватившись за возможного покупателя обеими руками и обхаживая со всех сторон, и мне опять сделалось неловко. Однако я отбросил в сторону угрызения совести и стал крайне придирчиво выспрашивать всю подноготную. Замок оказался расположенным в труднодоступной горной местности, но по заверению поверенного это с лихвой окупалось другими преимуществами — природой невероятной красоты, чудесным лечебным воздухом, тихим уединением, которому не мешало даже соседство с общиной… Тут пройдоха замялся и быстро свернул беседу на то, что замок отдается всего за полцены, но мне надо поторопиться с покупкой, поскольку у фрона Рыбальски есть на него планы… Я заявил, что хочу встретиться с владельцем лично, обсудить цену и осмотреть замок. Поверенный заверил, что обязательно передаст мою просьбу, и умолял поспешить с решением.

Следующим моим шагом было отправление письма в поместье Седвига для воеводы Даугава. В нем я сообщал, что у меня имеются сведения о банде Вырезателей, и просил о встрече. Справедливо рассудив, что рано или поздно воевода объявится в поместье погибшей сестры, я решил не бегать за ним, а привлечь его внимание и подождать, пока он сам меня найдет.

Из головы не выходило странное нападение на фронляйн Пихлер и слова лекаря о ее весе. Надо поискать похожие колдовские дела, но доступа к архивам Святой Инквизиции у меня больше не было. Хотя эти же данные можно получить и в другом месте, как бы неприятно это ни было. Я отправился в винденскую обитель Ордена Пяти, где испросил разрешение на послушание знанием. Архивы ордена хранили почти все, и чем больше ты узнавал, тем меньше свободы разглашения оставалось, как и говорил отец Георг. Меня это действительно пугало. Я не мог упомянуть Шестую в разговоре, не мог открыть кому-либо правду про нее, не мог забыть о ней, даже если бы очень захотел… Никогда еще священный символ в груди не причинял столько боли. За каждое знание, полученное в ордене, приходилось платить сном. Невозможно заснуть, когда знаешь о сотворенных колдунами ужасах, невообразимых для здорового разума. Я понимал, что нужно сохранить сведения обо всех преступлениях против веры, чтобы проникнуть в источник безумного колдовства и предупредить богопротивные деяния в будущем, но я решительно не мог

понять, почему нельзя доверить хранение всех подробностей бумаге… Неужели есть нужда превращать разумы послушников в живые архивы?.. Каждый раз после послушания у меня появлялось стойкое ощущение, будто бы я искупался в зловонной жиже и заглянул в бездну человеческой мерзости.

Выслушав мой запрос, сухой изможденный архивариус надолго задумался, потом велел мне ждать. Через полчаса передо мной на стол лег всего один том, в котором были собраны все известные случаи помешательства на почве потери или набора веса. Тяжело вздохнув, я принялся за их изучение.

Из архивов я выполз под вечер полностью иссушенным. Казалось, что по мне ползают жировые черви, как в деле Пожирателя; перед глазами стояла несчастная колдунья из Ичмелека, которая отрезала от себя куски и скармливала их ничего не подозревающему мужу; во рту застыл гнойный привкус бурды, которая выжигала человека изнутри на радость демону Буравчика… Мне хотелось помыться. Но вода смывает телесную грязь, а как очистить мысли? Как забыть эту жестокость? Молитва и медитация уже не спасали. А самое плохое было то, что все напрасно. Ни один из случаев не был похож на то, что творилось в Виндене… Во всех известных делах подобное колдовство так или иначе проявлялось в зримой форме, а у меня были только неясные подозрения. Возвращаться в гостиницу и встречаться с Лешуа не хотелось. Я пересек площадь и нырнул в Стеклянную галерею, смешавшись с толпой гуляющих. Пробираясь между рядами, разглядывая лица горожан, вслушиваясь в неясный гомон затихающей торговли, я никак не мог отделаться от мысли, что возможно и за этим пузатым крикливым торговцем скрывается чудовище, по ночам выгрызающее нутро у неосторожных прохожих, а эта добродушная портниха шьет заколдованную одежду, которая душит и выпивает несчастных толстяков… Мне сделалось страшно. В каждом сидел демон. В каждом из нас. Взгляд упал на знакомую вывеску, и я вспомнил, что обещал зайти, но так и не сдержал слово…

— Добрый вечер, — поздоровался я с часовых дел мастером Гральфильхе. — Простите, если отвлекаю вас, но…

— Заходите, профессор Тиффано, — ответил часовщик, не отрываясь от своего занятия.

Один его глаз казался преувеличенно большим из-за складной лупы, надетой на лоб. Мастер трудился над вытачиванием крошечных деталей из рубинов, которые сияли перед ним, словно брызги крови. На секунду мне опять почудилось, что живое существо распотрошили, чтобы потом сотворить из него заводной механизм вечного сердца, неумолимо отсчитывающего мгновения собственных страданий.

— Я хотел поблагодарить вас за часы, — хрипло произнес я. — Они великолепны. Возьмите, пожалуйста. Ваша работа заслуживает и большего.

Я осторожно положил на стол кошель с золотом, будучи неуверенным, достаточная ли это плата за то совершенство, которое представляли собой подаренные карманные часы с рубиновой каплей вместо стрелки. Их ход был совершенно бесшумным и точным, а филигранность выполнения привлекла внимание даже дотошного поверенного фрона Рыбальски, который сразу поверил, что перед ним настоящий богатей.

— Скажите, они помогли вам завоевать вашу избранницу? Это было бы лучшим вознаграждением за мой труд… — часовщик придирчиво разглядывал на свету рубиновую искру, не отвлекаясь на меня.

Я горько усмехнулся. Если бы все было так просто…

— Нет? — Гральфильхе развернулся ко мне всем корпусом и покачал головой. — Тогда я сделаю вам другие. Для нее.

— Нет, что вы! — запротестовал я. — Вы меня не так поняли. Никакие часы не в состоянии изменить того, что…

— Значит, я не смог вам помочь, — лицо мастера стало несчастным. — Плохо, очень плохо.

— Нет никакой избранницы, — потерянно ответил я и отвернулся, глядя на каминную полку, где стояли часы с одним сердцем на двоих. — Я влюбился в ту, которой никогда не существовало. Сам себе придумал прекрасный образ, который оказался иллюзией… Тенью без сердца и души…

— Так придумайте ее заново, — пожал плечами часовщик. — Какая она, ваша возлюбленная, которой нет? Я люблю сложные задачи.

Невыразимая тоска охватила меня. Какой была для меня Лидия?.. И какой стала Хризокола? Я пытался подобрать слово, которое бы полностью ее описало, но не мог. Символ горел болью, но я упрямо заговорил: