Танец над вечностью

Дорогожицкая Маргарита Сергеевна

— Известно что… — с угодливой готовностью отозвался привратник. — Дочка у него на выданье.

— Только этого не хватало… Грег, а что вы знаете о жене Рыбальски и о его сыне?

— Хм… Шарлотта Гибауэр… Так ее в девичестве звали. А, ну вы же не знаете. Гибауэры — старинный и благородный род, ведущий свое начало от гарлегской императорской семьи. Кажется, она даже приходится ныне здравствующему императору троюродной бабушкой или теткой, не уверен точно. В юности была невероятно хороша собой, такая ледяная красота. Головы кружила, сердца разбила многим. А замуж вышла за торговца, вот так бывает, да… А вы же были у них в поместье?

Этому дому лет триста, не меньше. Родовое гнездо. Злые языки поговаривали, что ее отец полностью разорился, поэтому, чтобы спасти семью, она и вышла замуж за Джеймса Рыбальски. Ну а ему было нужно ее положение в обществе.

— Неравный брак? А что сейчас про нее говорят? Она ревнует мужа?

— Для истинного аристократа невозможно выказывать свои настоящие чувства при людях. Фрона Рыбальски всегда держится с достоинством, хотя… — привратник понизил голос и перегнулся через стойку ко мне, — об интрижках ее мужа все знают. Он покровительствует Императорскому театру, особенно его юным красоткам.

— А фрона Рыбальски всегда была такой худой? Джеймс Рыбальски упомянул, что ей нездоровится в последнее время. Что-нибудь серьезное?

— Правда? Не знал… — привратник жадно впитал мои слова, и я с досадой понял, что уже к вечеру по Виндену поползут слухи о смертельной болезни Шарлотты. Впредь надо быть осторожней.

— А что с младшим Рыбальски? Что о нем говорят?

— Ох, молодой повеса, тот еще гуляка. И в кого только пошел? Старший Рыбальски, хоть и любит повеселиться, но в делах спуску никому не дает, голова светлая, что да, то да… А младший только деньги проматывает да с девками гуляет…

— А я слышал, что он жениться задумал…

— Этот-то? Шутите, фрон профессор?

— Говорят, что на какой-то певичке или танцовщице… — я сделал вид, что пытаюсь вспомнить. — Кажется, Алиса Вагнер… Не слышали о такой?

— Да полноте вам, профессор, — отмахнулся привратник. — Его фрон Рыбальски уже давно обручил. Еще с пеленок.

— Да? — удивился я. — И с кем же?

— У фрона Рыбальски всё с умом делается, всё для дела. А породниться с бургомистром это ж как выгодно, сами подумайте? Магистрат и так весь подкормлен, а уж если и бургомистр в родичах будет, то…

— То весь город будет принадлежать семье Рыбальски, — пробормотал я. — Интересно получается. Кстати, вы экипаж заказали?

— Да, все сделано, не извольте беспокоиться. И места для вас займут самые лучшие. Фрон профессор, неужели вы появитесь на открытии регаты… с этой циркачкой?

Я сдержанно кивнул, не желая появления еще большего количества слухов, и отправился к себе. Перед регатой еще надо было успеть привести себя в порядок, ополоснуться и переодеться. Я бы, наверное, даже побрился, но стоило только вспомнить наглое послание безумицы, как пропадало всякое желание. Пусть только появится на открытии. Ловушка скоро захлопнется. Лешуа с парочкой головорезов и закрытым экипажем уже ждут. Эта дрянь даже пикнуть не успеет.

Лагерь циркачей располагался за чертой города. Я немного нервничал, что приехал слишком рано, но хмурый дядя Луиджии окинул меня презрительным взглядом, недовольно сплюнул и крикнул:

— Эй, Лу, выходи уже, хорош перед зеркалом вертеться!..

Дверь фургончика распахнулась, и под смешки остальных цирковых, собравшихся поглазеть на такое событие, появилась циркачка. У меня дух перехватило. На мгновение почудилось,

что ко мне идет Хриз, но нет… Слишком скромно, целомудренно и как-то несуразно. Закрытое темно-синее платье до пола, на шнуровке и с очень пышной юбкой, маска из серебряной парчи, шляпка и шелковые перчатки. Циркачка казалась девочкой, которая тайком надела мамину нитку жемчуга и нарядилась в ее строгий взрослый наряд. Чуточку смешно, но мило. Она сделала пару шагов ко мне навстречу и запнулась, опёршись на легкий зонтик. Раздались смешки и издевки. Даже под маской было видно, как Луиджиа вспыхнула румянцем. Я поспешил к ней, подставляя руку.

— Обопритесь и не волнуйтесь, пожалуйста.

Она нерешительно взглянула на меня из-под крохотной шляпки с вуалеткой, чудом державшейся на ее белоснежных волосах, и закусила губу.

— Простите меня, — выдавила Луиджиа чуть не плача. — Я первый раз и… Глупо, не надо было так наряжаться…

— Вы прекрасно выглядите. Возьмите меня под руку.

Я сам вложил ее узкую ладонь в шелковой перчатке себе под руку и повел к экипажу. Луиджиа дрожала, тяжело опираясь на меня. Неужели она боится? Меня? Или волнуется?

— Эй, ты! — ее дядя загородил мне путь, глядя исподлобья. — Руки начнешь распускать — голову оторву! Понял?

— Дядя Ежи!.. — пискнула она.

— А ты, писюха, смотри у меня!.. Молоко на губах не обсохло, а уже на свиданье шастать удумала!..

— Довольно ее оскорблять! Ваша племянница вернется в целости и сохранности. Обещаю.

Я отодвинул мужчину с дороги и потянул девчонку за собой. Перед распахнутой дверцей экипажа я остановился и подобрал с сиденья букетик подснежников, по совету Лешуа предусмотрительно купленный у цветочницы.

— Позвольте?..

Я приколол букетик к расшитому вышивкой воротнику ее платья и ободряюще улыбнулся. Она охнула и прошептала:

— Мне никто еще не дарил цветов… — и потупилась так, что меня ослепили солнечные блики в отражениях крошечных зеркальных осколков, нашитых на ее шляпку.

— Да? А на выступлениях разве не дарят? Нет? Мне кажется, подснежники вам очень подходят. Такие же нежные и ранимые…

В экипаже всю дорогу Луиджиа молчала, отодвинувшись на самый край сиденья и застыв в напряженной позе, словно пойманная в клетке птичка. Я же не мог понять, что делаю не так. Почему она меня боится? Извозчик тоже нервничал, правда, по причине того, что не успеваем вовремя, и гнал во весь опор, удивительным образом маневрируя на запруженных экипажами и людьми улочках. Чувствовалась нетерпеливая лихорадка праздника. Горожане стекались к центральной площади святой Бригитты, откуда открывался самый лучший вид на канал Дымная, закованного в строгую каменную набережную.

— Кстати, — нарушил я молчание, — помните, я обещал помочь и устроить вас в Императорский театр?

— Не стоило, — выдавила она из себя.

— Я виноват перед вами. Поэтому это то малое, что смог сделать. Вы сможете переехать в школу танца госпожи Рафаэль и…

— Куда? — вдруг вздрогнула она.

— В школу танца, — повторил я терпеливо. — Ее ученицы задействованы в постановках Императорского театра на подтанцовке…

— Спасибо вам, — едва слышно прошелестела она.

— Луиджиа, я хочу вам сразу… — я потянулся за кошелем с золотом, намереваясь уплатить ей как осведомителю, и неосторожно подвинулся ближе, чем вызвал неожиданную реакцию с ее стороны.