Танец над вечностью

Дорогожицкая Маргарита Сергеевна

Но я упрямо дергала шнуровку из атласных ленточек, скользких от крови.

— Ммм!

Наконец инквизитор сообразил, что я хочу, и, выхватив кинжал из голенища сапога, рассек переплет лент, освобождая Лу от туфелек. Ее ступни были безбожно изранены… битым стеклом. Оно высыпалось из уплотненного носка грязной кучкой. Кысей негромко выругался, стащил с шеи шелковый шарф, порвал его на две части и начал заматывать ступни, чтобы остановить кровотечение. Я осталась сидеть на сцене в луже крови, закрыв лицо руками.

— Лекарь! Сюда!

К нам уже пробирался Рыбальски, сурово стиснув зубы и таща за собой упирающегося Дудельмана. Не отнимая ладоней от лица, я обозревала

сквозь пальцы происходящее. Нишка успела добраться до сцены первой и развила бешеную деятельность, зычно командуя стражей. Шарлотты нигде не было видно, как и Сигизмунда. Впрочем, мальчишка улетучился еще раньше, посреди представления. Из-за кулис выглядывали перепуганные балерины, которых уже теснили стражники. Мелькнуло лицо Алисы. Девушка была бледной, ее полные губы изгибались в злобной ухмылке. Неужели стекло в балетных туфельках — ее рук дело? Прибью соплячку! И тут мой взор наконец остановился на императорской ложе. Фердинанд Второй был абсолютно спокоен и с интересом разглядывал творящееся в зале. Мне даже показалось, что на его лице мелькнуло некое одобрительное выражение, как будто кровавая феерия развернулась специально для одного зрителя… Император жестом подозвал к себе кого-то из свиты и что-то сказал, кивая на сцену и на бездыханную Луиджию на руках у инквизитора. Прихлебала угодливо изогнулся в поклоне и исчез. А следом Фердинанд Второй поднял два сложенных вместе пальца — указательный и средний. Его джасалы бесшумно поднялись и взяли хозяина в плотное кольцо, защищая от всех опасностей. При этом император не произнес ни слова, я была в этом уверена, потому что не сводила взгляда с его лица. Но это было совершенно невозможно! Джасалов натаскивают на голос хозяина, но не на жесты! И к тому же я в первый раз видела, чтобы этих гаяшимских смертников использовали в качестве охранников. В качестве слуг и безвольных игрушек сколько угодно, но так… Невольно вспомнился джасал грибной колдуньи, из которого получился никудышный защитник. Когда колдунья натравила его на меня, достаточно было имитировать ее голос и отдать приказ, как он направил свое оружие против хозяйки.

— Лука! — тормошил меня за плечо Рыбальски. — Сынок, вставай, пошли! Ты не поранился? Идем, идем!..

Он потащил меня следом за Кысеем, который нес Луиджию за кулисы.

Рыбальски не находил себе места, наворачивая круги под гримеркой в ожидании, когда оттуда выйдет лекарь. Кысей в сторонке о чем-то тихо шептался с Нишкой, и лишь изредка до меня долетали отдельные слова беседы. Кажется, Нишка упрекала инквизитора и корила себя, что разрешила Пихлер принять участие в выступлении. Рыжей толстушки не стало. Она исчезла на глазах у сотен зрителей. Хотя, надо признать, исчезла красиво, в последнем танце умирающего огня, рассыпавшись искрами… Алыми искрами… Я кусала губы и ревела в три ручья. Ревела от злости и усталости, даже притворяться не приходилось. Нишка повысила голос:

— Да пошел ты!.. Я сама разберусь!..

Девушка развернулась и утопала по полупустому коридору театра. Кысей тяжело вздохнул и покачал головой, глядя ей вслед, а потом подошел ко мне, потоптался рядом и привлек к себе, гладя по голове:

— Тише, Лука, не плачь, все обойдется…

— Отойдите от моего сына! — взвился Рыбальски.

— Что?

Но я уже так крепко вцепилась в инквизитора, что отодрать меня от него не смогла бы и четверка тяжеловозов гаяшимских кровей.

— Я не желаю видеть вас рядом с Лукой!.. — Джеймс вовремя осекся и поправился. — Не желаю, чтобы вы позволяли себе такие вольности с моим сыном! Мне слухи не нужны!

— Какие еще слухи? — удивился

Кысей.

— Те самые! Столичные! О ваших пристрастиях! К молодым мальчикам!

Инквизитор вздрогнул всем телом и попытался отстраниться, но не тут было. Я заголосила пуще прежнего, обхватив Кысея руками вокруг туловища и с мстительным наслаждением пропитывая слезами и соплями его новенький фрак.

— Это грязные слухи, в которых нет ни капли правды! Лука, да отцепись ты от меня!

— Мой сын слишком к вам привязался, и мне это не нравится. Я благодарен вам, что вы научили его говорить…

— Что-о?

— … но дальше с ним будет заниматься профессор Бринвальц, а не какой-то недоучка-душевед! Кстати, а за что вас изгнали из сана? Вы же были инквизитором?

— Я… Меня не изгоняли, я сам подал прошение, но это никак не относится…

Тут распахнулась дверь гримерки, и оттуда вышел усталый лекарь Дудельман. У него даже усы печально обвисли и поникли. Он потянулся вытереть пот со лба тыльной стороной запястья, но Рыбальски нетерпеливо схватил его за руку.

— Что с моей девочкой? Как она?

Я на мгновение ослабила хватку, и инквизитор этим воспользовался, оттолкнув меня от себя.

— В ее балетных туфельках было стекло…

— Что?!? Как? Кто посмел?!?

— … я вытащил мелкие осколки, обработал раны и наложил швы… Удивительно, как она вообще танцевала, это же жуткая боль. А так ее состояние не внушает тревоги, но есть еще кое-что…

— Но что?

Я закусила губу, догадавшись, что обнаружил лекарь. Только не это! Нельзя допустить, чтобы о беременности Лу узнали, но, как назло, ничего путного в голову не приходило.

— … но я бы хотел сообщить об этом вам, фрон Рыбальски, наедине, — твердо закончил лекарь.

— Конечно, конечно…

— Нет. Говорите здесь, — вмешался инквизитор.

— Фрон Тиффано, я как-нибудь сам решу, что мне делать с дочерью. Подите вон!

— Не пойду. Фронляйн Пихлер исчезла прямо на сцене. Это колдовство. И я требую, чтобы вы сообщили мне все, что связано со здоровьем Луиджии.

— Да кто вы такой, чтобы что-то требовать!

— Мне сообщить инквизитору Чорек, чтобы она взяла вас всех под стражу за препятствия дознанию в деле о богопротивном колдовстве? — Кысей не выдержал и повысил голос, грозно надвинувшись на лекаря.

Тот стушевался и нерешительно взглянул на Рыбальски.

— Да говорите уже!.. — махнул рукой Джеймс. — Что-нибудь серьезное? Я не переживу, господи, не переживу, если с ней…

— Она беременна, — оборвал его причитания лекарь.

Из театра я сбежала, воспользовавшись возникшей неразберихой. Рыбальски кричал и топал ногами, брызжа слюной, что это инквизитор совратил бедную девочку, Кысей лепетал что-то в свое оправдание, а лекарь робко заикнулся про то, что срок больше месяца, но его никто не услышал. Я чувствовала себя словно в удавке, которая медленно и уверенно затягивается вокруг шеи. И чем больше я трепыхаюсь, тем туже становится петля… Мне надо было отдохнуть, выспаться и хорошенько все обдумать. И пожрать!

Но в усадьбе воеводы меня ждал еще один неприятный сюрприз. В гостином покое за столом сидел Лешуа и мирно беседовал с хозяином. Подле него сидела румяная от смущения Тень, взирающая на повара с немым обожанием. Ёжик что-то чертил на карте и горячился, доказывая свою правоту.

— А я говорю, здесь надо засаду устраивать! Здесь! — для пущей убедительности он потыкал пальцем в карту.

Я прошла к столу, стянула с себя парик и плюхнулась на лавку.

— Это что здесь за цирк вы устроили за моей спиной? Я не разрешала выпускать пленника!..