Танец Опиума
Шрифт:
— Как ты с ними договорился тогда? Что такого сказал, что они тебе глотку моментально не перерезали?
— Назвал их по имени.
Нагато вопросительно изогнул бровь.
— У них же не было имен?
— Я дал обоим имена и общую фамилию. — А затем близнецы встали перед ним на колени, поклявшись отдать свои жизни взамен на эти имена.
— Дальновидность — твоё второе имя.
— Порой люди не замечают очевидного, — пожал плечами Учиха. — В особенности, они любят упускать детали и нужные связи. Если ты отрицаешь то или иное развитие событий, значит, ты не подготовлен к нему и легко можешь стать мишенью. То же самое касается меня. Если тогда, в мои пятнадцать лет, я бы начал отрицать возможность предательства со стороны своего ближайшего окружения, то не взял бы близнецов Зетцу под собственную опеку и сейчас загибался бы от психотропных веществ. Быть может,
Узумаки усмехнулся, признавая начальника абсолютно правым.
— Как только меня начали травить, первым делом я обратился к братьям Зетцу, — продолжал Итачи. — Они лучше всего подходили под роль негодяев, которым никто не доверяет и которых все презирают. В обычной ситуации все члены Акацуки наблюдают за Куро и Широ, но в моё отсутствие началась паника, и до них не было дела. Другими словами, у Зетцу развязались руки, и они могли спокойно делать свои дела прямо под носом у остальных. Ни ты, ни Пейн, ни Конан, ни Дейдара, никто другой не были бы столь же незаметен, как они. Мне нужны были солдаты, но никак не чрезмерно мозговитые люди, как все вы. К тому же вы не слушали меня после того, как я покинул пост. Каждый из вас стремился стать моим временным заместителем и послужить на благо правого дела. Я не обвиняю вас в этом, ведь вы не предавали меня, а всего лишь хотели помочь. Тем не менее вместо дисциплинированного строя вы показали ужасающую дезорганизацию. Поэтому мне и нужны были братья Зетцу. Они не стремились геройствовать и делать что-то во благо чего-то, что им до лампочки. Ты сам говорил, что они намерены подчиняться только мне, а не благому делу и не вам, олухам, которые устроили чёрти что в мое отсутствие. Куро и Широ добавили масла в огонь и стали практически незаметными. До них как такового дела не было. Наша с ними первоначальная задача заключалась в том, чтобы узнать, кто предатель. Предатель — мой подчинённый, ибо он знал, что к нам просочилась нежелательная информация, о которой сообщила Конан. Именно поэтому в течение следующего месяца все следы он замёл и остался неузнанным. Изменник делал всё, что бы на него не пало подозрение. Поначалу, признаю, я слетел с катушек и творил совершенно несвязанные вещи, и я благодарен тебе, что ты всё уладил. Однако опасность не испарилась, поэтому я отдал приказ братьям организовать приезд наёмной охраны в качестве слуги. Дом, казалось, был капельку защищён, а недалеко в Витэме расположилась под маскировкой гражданских целая свора военных. Другими словами, я всегда был защищён, но втайне от Акацуки. Всё благодаря Зетцу. Учитывая моё состояние, добрая половина плана была разработана близнецами. В них, правда, многовато ошибок и недочётов, но, в общем и целом, неплохо. Их, кстати, стоит наградить. Далее я отдал приказ Широ и Куро увезти как можно дальше Сакуру и Саске. Предатель навряд ли хотел убить меня. Скорее всего, его целью были именно мой братец и дурнушка. Благо Саске с Сакурой не задавались лишними вопросами и, следуя инструкциям, уехали, отключив телефоны. По изначальному плану я должен был обойтись без их участия, однако везде есть свои промахи. Эти несколько усложнило нам жизнь, ведь Зетцу смогли выйти на предателя без вмешательства Сакуры и Саске. И вот теперь враг обнаружен, имя я знаю, мотивы — тоже. Осталось уладить кое-какие оплошности, и я снова в игре.
Несколько долгих минут Нагато переваривал данную ему информацию, затем насупился и отозвался:
— Теперь я ненавижу Зетцу ещё больше…
— Ревнуешь? — усмехнулся Итачи, скрестив на груди руки.
Узумаки только хмыкнул в ответ, обиженный, что игра прошла мимо него.
***
— Девушка, вам нельзя покидать палату! — взревела пожилая медсестра, удерживая помятого вида девицу в больничной палате. Пациентка, вся перемазанная в грязи, пыли и чужой крови, со слезами на глазах рвалась покинуть свою временную темницу, однако женщина в халате строго-настрого запретила подобные вольности.
— Прошу! — взмолилась Сакура, утирая слёзы перепачканными в крови Стервятника руками. — Прошу! Там Саске! Там Саске!
— Всё хорошо будет с вашим Саске, — настаивала медсестра.
Харуно металась из одного угла палаты в другой, не находя себе места. Она отказалась от всех полагающихся процедур: от душа, чистой одежды и полдника. Теперь Сакура расхаживала грязной, неопрятной и голодной. И ведь не переубедишь же глупую девчонку! Единственное, чего дурнушка хотела больше
Наверное, пожилой даме, в конце концов, всё-таки удалось бы усмирить пыл своей буйной пациентки, если бы из коридора Сакура не услышала грубоватый низкий голос. Мужчина разговаривал на повышенных тонах и явно был чем-то рассержен. Хрупкое сердце девушки ёкнуло, и ноги сами понесли её прочь из треклятой палаты. Медсестра попыталась остановить Харуно, схватив её за локоть, но девушка оказалась бойкой и жутко испуганной. На секунду ей показалось, что за мёртвой хваткой последует очередное насилие. Душа ушла в пятки, и Сакура успела с левой врезать женщине по челюсти, как её учили братья.
Харуно вырвалась из палаты, и ей невольно вспомнился тот день, когда она с Саске попала в автокатастрофу. Вот только в прошлый раз она бежала навстречу свободе, подальше от братьев, а в этот раз бежала навстречу к ним, потому что их объятия казались ей слаще любой свободы. Ох, как же много изменилось за эти два года…
На ватных ногах Сакура на всех парах мчалась по коридору, и путеводителем ей был знакомый мужской голос. Она свернула за угол в поисках обладателя низкого баритона и остановилась, прикрыл ладошкой рот. Слёзы градом покатились по её щекам, оставляя за собой мокрые дорожки. Опухшие и покрасневшие глаза распахнулись и ни разу не моргнули. Харуно казалось, что ещё мгновение и её голова взорвётся от перенапряжения. Из-за пережитого у дурнушки сносило крышу.
И причиной такой реакции стал чёрный строгий костюм. Едва ли его когда-либо одевали. Совсем новый. Сакура могла дать голову на отсечение, что мужчина так и не успел снять с него ценник и бирку. Взбешённый брюнет стоял у стойки регистрации и, казалось, готов был одним ударом переломать в холле всю мебель. Рука его изредка подёргивалась, и окружающая его толпа невольно вздрагивала и пугалась. Совсем рядом стоял Нагато и тщетно пытался успокоить своего начальника. Его огненно-рыжие волосы стояли дыбом, а глаза устало метались от брюнета к молоденькой регистраторше. Узумаки хотел только разрешить конфликт между этими двоими, но ни слезливая медсестра, ни перевозбуждённый брюнет не был готов так быстро зарыть топор войны. Так и получалось, что Итачи нарочито медленно что-то внушал регистраторше, а та, растерянная, заплаканная и до чёртиков испуганная, копалась в документах и карточках, и только один Нагато пытался найти компромисс.
В конце концов, Учиха запрокинул голову, раздражённо потёр переносицу и отступил на шаг назад. Регистраторша казалась ему невероятно тупой и никчёмной. Он снова и снова задавался вопросом, как таких «безмозглых овец» берут на подобную работу. Освободившееся место у стойки молниеносно занял Нагато — от греха подальше. Узумаки взял девушку за руку и попросил успокоиться, мол, не переживайте и давайте поищем вместе, может, чего и найдём.
Ну, а Итачи, учитывая немереную дозу адреналина в крови, даже стоять на одном месте долго не мог. Это, конечно, хорошо, что Учиха пошёл на поправку, но адреналин и в Африке адреналин. Ему не стоялось на месте, и брюнет часто оглядывался и постоянно дёргался. Играли не только нервы, но и мускулы. Тёмные глаза метались от одной двери к другой, скользили по неприветливым лицам. Итачи топтался на месте, как будто бы ожидая увидеть чудо. И он увидел.
Его тёмные глаза превратились в две бездны, в глубинах которых зашевелился розовый огонёк. Первым делом он заметил именно яркие волосы, а затем большие, наполненные слезами и горечью глаза. Их зелень заманивала его, но Учиха не мог сдвинуться с места. Он с благоговением разглядывал хрупкую девушку. Избитую, покрытую синяками и ссадинами, с переломанным носом и следами рук на шее. Её грудка часто вздымалась, а слёзы ручьями текли по щекам. В одну секунду Итачи даже подумалось, что он вовсе не устоит на ногах из-за гремучей смеси бессилия, радости и ужаса, атаковавшей его сердце!
Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга, не веря собственным глазам, а потом сорвались с мёртвой точки навстречу друг другу. Они бежали так быстро, словно от этого зависела их жизнь. От их дальнейшего столкновения у Харуно на теле появился новый синяк. Увы, но она уже не разбирала толком, какие увечья ей нанёс сегодняшний день.
Дурнушка прыгнула на Учиху, крепко обняв брюнета за шею. Итачи зарылся носом в её волосы, жадно вдыхая знакомый домашний запах Харуно. Этим днём он был в шаге от того, чтобы потерять свою дурнушку раз и навсегда, и одна мысль об этом причина ему такую невыносимую боль, что проще было бы сразу распрощаться с жизнью. Сакура плакала навзрыд, утыкаясь носом в мужское плечо.