Танец плащей
Шрифт:
— Вы готовы? — Спросил Сэнкэ, когда они закрыли дверь в большую открытую комнату. Ромул кивнул, но промолчал.
— Хорошо. Давайте танцевать с кинжалами.
И вот они танцевали, тупые тренировочные мечи кружились и звенели, когда они парировали, парировали и блокировали. Из всех учителей боя Сэнкэ был самым лучшим и самым приятным. Он смеялся, шутил, говорил о женщинах такие вещи, от которых Ромул краснел. Когда он пришел к пикировке, хотя, он взял в танце. Радость исчезала из его глаз, как огонь, погребенный в грязи, и тогда он объяснял ошибку или
В тот день новый учитель был полон решимости отточить способности Ромула уклоняться. Меч ударил слишком быстро, и первой реакцией наследника Паука, всегда было блокировать или парировать, а не уклоняться. Другие учителя могли бы отобрать у него меч, но Сэнкэ не захотел. Его ученик научится контролировать свои инстинкты, иначе они будут контролировать его. Снова и снова меч ударял его по плечам, голове и рукам. Всякий раз, когда он пытался поднять свой меч, другой клинок Сэнкэ вылетал, парировал удар и бил его по лицу.
Юноша потер плечо, желая попросить слугу помассировать его. Но массаж означал боль, а боль означала неудачу, по крайней мере, когда дело доходило до тренировок с Сэнкэ. Поэтому он постарался выбросить это из головы, вытер рукавом пот с лица и вошел в комнату Риборта Гёрна. Мебели было немного, но она стоила дорого. Кресла были мягкие и удобные, стены выкрашены в мягкий красный цвет, а ковер-в роскошный зеленый. Риборт сидел на кровати, по обе стороны от него лежали стопки книг. Ромул удивился, как он может спать на нем, а потом подумал, спят ли вообще старики.
— Ты здесь, — сказал Риборт, улыбаясь, когда поднял глаза. — Я уже начал беспокоиться, что Сэнкэ вышибет из тебя всякую разумность и мудрость.
— У меня заложило уши, — сказал Ромул. — Мудрость остается.
Старик усмехнулся.
— Тогда тебе повезло. Сидеть. Нам нужно заняться старыми делами.
Ромул сел, не понимая, что он имеет в виду. За последнюю неделю Риборт много рассказывал о различных гильдиях и их хозяевах. Это шло дальше недавних времен и в прошлое, вбивая в голову Ромул, почему их цвета были тем, чем они были, почему каждый символ был выбран, как они выглядели, как они были нарисованы, и все другие возможные факты, которые казались совершенно неуместными. Как бы туманно это ни звучало, Риборт хмурился и делал выговор всякий раз, когда Ромул пропускал ответ.
— В темноте я мог бы взять фонарь, — сказал Риборт. — Но здесь мне нечего у тебя отнять, поэтому я поступаю так: за каждую твою ошибку я буду обращаться с тобой, как с ребенком. Я буду рассказывать тебе сказки вместо правды. Я отмахнусь от ваших вопросов, как от глупых расспросов, вместо того, чтобы обсуждать вопросы, которые интересуют только мальчика.
Угроза сработала.
— Какие старые дела? — Спросил Ромул, сидя на ковре, скрестив ноги.
— Помнишь тот первый день? Я должен был получить от тебя ответ, но забыл после моего…краткого пребывания в подземелье. Я спросил тебя, почему Ролэнг объявил войну твоему отцу после того, как за три года он создал
Ромул не придал этому особого значения. Он сделал первое предположение, надеясь, что оно окажется верным. Риборт всегда настаивал на том, что знает ответы на все вопросы, которые задавал, но ни один другой не приходил ему в голову.
— Аргон стал слишком могущественным, — сказал Ромул. — Он украл слишком много золота, поэтому Ролэнг развязал войну с ним и гильдиями.
Риборт усмехнулся.
— Детский ответ, — сказал он. — В сочетании с доверием ребенка к отцу. Ты сильно ошибаешься, парень. Возможно, нам стоит прочитать историю о пасторе и Льве, вместо того чтобы обсуждать такие взрослые вопросы.
— Подожди, — прошептал Ромул. Риборт заметил это и обрадовался.
— У тебя есть ответ получше? — спросил он. — Ты знаешь, почему твоя первая ошибка?
Мысли Ромула понеслись. Он должен знать. Все лучше, чем сказки.
— Аргон не стал слишком сильным, — рискнул сказать он, и каждая фраза звучала так, словно он наступал на лед, чтобы проверить свою силу. — Если бы он был, то Ролэнг не открыто выступали против него. В Ролэнге взвешивает все варианты, а эта война обходится им значительно. За десять лет отец мой не украл бы столько, сколько они потратили за последние пять.
— Ну вот, теперь все понятно, — сказал Риборт. — В Ролэнге не брать на себя сильных противников. Они ослабляют их, отравляют их внутренности и гниют их сердца. Как только их цель в отчаянии и страхе, они наносят удар.
— Но Ролэнг заставили эту войну, — сказал Ромул. Он потер большие пальцы, словно пытаясь вытянуть правду из невидимой монеты. Но Аргон явно не был слаб. Он был еще сильнее. В Ролэнге действовал за пределами нормального поведения.
— Неужели? Вы говорите, что мой отец не был слабым. Откуда ты знаешь?
Ромул замолчал и слегка откинул голову назад, словно почувствовал дурной запах.
— Как он может быть слабым? — Спросил Ромул. — Мы выстояли против Ролэнга. Мы убили многих из них, и сорвали все попытки победить нас. — Не все попытки, — сказал Риборт. — Неужели я должен сочинять детские стишки? Твой отец много пострадал, и его сундуки почти пусты. Эта война облагает налогами обе стороны. Никогда не думайте, что вы непобедимы, а ваш противник-мальчик для битья. Редко дела обстоят так просто.
— И все же мой отец не был слабым.
— Ты ошибаешься, — настаивал Риборт. — Даже слабый Аргон Ирвинг может выдержать в течение многих лет. Но это не имеет значения. Вы когда-нибудь слышали, что иногда видимость слабости так же опасна, как и истинная слабость?
Ромул кивнул. Он уже слышал подобное раньше.
— Тогда подумай вот о чем…твой отец укреплял власть, но потом от него откололись другие гильдии. Пока ты был на втором курсе, он подавлял восстание за восстанием. Слишком многие жаждали власти, а репутация Аргона еще не была установлена, хотя он построил большую ее часть за это время, кирпич за кирпичом, кровью своих потенциальных убийц.