Танец с дьяволом
Шрифт:
— Это все равно, что снова идти на панель.
— Ну и что? Платят хорошо.
— Ни за что. Никогда этого больше не будет.
И сейчас, вспоминая эти разговоры, Люба смотрела на серебристые волны и думала, нет ли тут ее вины. Может быть, ей уехать, и Магде станет легче? Печальные ее, мысли были прерваны слабым, мучительно знакомым звуком. Люба побежала в ту сторону, откуда он слышался, и вскоре увидела небольшую карусель. Детский смех переплетался с полечкой.
Валентин, где ты? Это было единственное светлое и тщательно хранимое где-то на дне души воспоминание… По ночам Валентин появлялся из тьмы, улыбался, утешал ее, кружился вместе с лошадками
Весна выиграла сражение, с ликующим громом и шумом штурмуя последние цитадели зимы. За окном лил дождь, и черное небо полосовали молнии. Люба, закутавшись в одеяло, лежала на диванчике в кабинете и ждала, когда перед мысленным ее взором появится Валентин.
Но этот сон наяву был прерван дикими криками, заглушившими даже раскаты грома.
Соскочив с дивана, она, как тогда, побежала вниз. Крики усиливались и стали невыносимыми, когда она толкнула дверь в спальню. Дверь поддалась. Магда извивалась на полу, полковник Джонсон, сидя верхом, стегал ее кожаным ремнем. Оба были голые. Полковник изрыгал чудовищную брань.
Люба вцепилась ему в плечи, пытаясь оторвать от матери. Он отшвырнул ее с неожиданной силой, лицо его было искажено слепой яростью.
— Убирайся отсюда! — зарычал он. Потом подскочил к стенному шкафу, распахнул створки и принялся срывать с вешалок ее вещи. — Вон отсюда! Вон! — Он сгреб в кучу туфли и платья, схватил чемодан и выбросил все это в дверь. — Убирайся, пока цела!
Люба стояла не шевелясь. Багровое лицо придвинулось почти вплотную:
— Ты что, оглохла, тварь?
— Магда, вставай, вставай, пойдем со мной, — овладев собой, обратилась она к матери.
Та поднялась на ноги, но полковник одной рукой вцепился ей в горло, а другой схватил с туалетного столика длинные ножницы и приставил к ее груди. Все трое на мгновение застыли, сделавшись похожими на восковые фигуры из музея мадам Тюссо.
— Еще шаг — и я ее убью, — с ледяным спокойствием сказал полковник.
— Уходи, Люба, — пролепетала Магда.
Люба окинула взглядом два голых, блестящих от пота тела. Мать была покрыта синеватыми рубцами от ударов ремня, по ноге текла струйка крови. Острия ножниц уже готовы были проткнуть кожу на груди и вонзиться глубже.
— Бросьте ножницы — тогда уйду, — стараясь, чтобы не дрожал голос, сказала она.
Полковник медленно опустил и швырнул ножницы на кровать. Из глаз Магды хлынули слезы.
— Уходи, уходи, прошу тебя…
Люба забрала ножницы и вышла. Тотчас дверь захлопнулась за ней, ключ повернулся в замке. Все смолкло — слышался только шум ливня за окном. Она сложила разбросанные вещи в чемодан.
«Я давно говорила ей, что надо бежать от него. Я старалась как могла помочь ей. Что еще я могу сделать? — Люба отчаянно старалась не заплакать. — Я делала все, что было в моих силах… Но ведь я тоже человек, мне всего девятнадцать лет, я хочу жить, я не хочу похоронить себя здесь…»
Как тогда, она вышла под дождь. Но на этот раз назад не вернулась. Первым же поездом она уехала в Лондон.
Глава VII
Дэнни сотрудничал с «Фэймос Артистс» уже пятнадцать лет, но пока ни разу не удостоился чести побывать на торжественном обеде, который ежегодно устраивал владелец и глава агентства Чарли Гроссман. Да что Дэнни — не звали даже Милтона Шульца, который сидел через два кабинета от босса. Список примерно из шестидесяти фамилий подробно комментировался ведущими светских хроник и давал ясное представление о том, кто есть кто в Голливуде. В этом году наконец обоих включили в этот престижнейший перечень. Милт был на седьмом небе и даже купил себе новый смокинг, а Дэнни досадовал — в приглашении его фамилию написали через одно «н».
Милтон вел машину, Дэнни сидел рядом, на заднем же сидении, оберегая многоярдный тафтяной подол, раскинулась Сара. Служитель на стоянке занялся автомобилем, а они стали подниматься по каменным ступеням, ведущим к парадному входу, причем Сара шепотом заклинала мужа не наступить на шлейф своего платья.
Дэнни удивило скромное убранство дома, выдержанное в приглушенных серовато-бежевых тонах, оно придавало обстановке особую изысканную простоту, служа прекрасным фоном для великолепного собрания живописи: Дэнни заметил полотна Моне, Вламинка, Матисса, Шагала, а чьей кисти принадлежали другие, он не знал.
К ним приблизился Чарли Гроссман, и Дэнни впервые в жизни представилась возможность поговорить с человеком, чье агентство забирало десять процентов всех его гонораров. Во избежание недоразумений Милтон поторопился представить его:
— Чарли, познакомьтесь с одним из самых значительных наших клиентов — Дэнни Деннисон.
Гроссман, словно знал Дэнни с детства, похлопал его по спине.
— Налейте себе что-нибудь, Дэнни. Будьте как дома.
И он отошел к Джеку Уорнеру и Деррилу Зануку — двум крупнейшим киномагнатам, ненавидевшим друг друга лютой ненавистью, но на людях демонстрировавшим самые нежные чувства. Милт, Сара и Дэнни — неразлучные, как три мушкетера, двинулись по просторному холлу, заглядывая направо и налево в комнаты, набитые знаменитостями. Здесь были самые «сливки» — Джоан Кроуфорд, Рита Хэйуорт, Кэтрин Хэпберн и все руководители голливудских студий. Ширли Маклейн в «мини» громко хохотала над остротой, пущенной ее братом Уорреном Битти с другого конца гостиной. Джейн Фонда, Не обращая никакого внимания на окружающих, нежно держала за руку своего нового французского мужа Роже Вадима. Но сколько бы звезд ни собралось здесь, все взоры притягивала к себе Элизабет Тейлор, которая в этот вечер подчеркнуто не замечала Ричарда Бартона.
Когда гостей пригласили к столу, все во главе с губернатором Калифорнии Рональдом Рейганом и его женой Нэнси потянулись в освещенный свечами сад. Персики на ветках соперничали красотой с персиками на фарфоровых блюдах, которыми были уставлены окружавшие плавательный бассейн столы. Каждый стол был украшен орхидеями. Дэнни убедился, что и на карточке перед прибором его фамилия переврана. Соседкой справа оказалась знаменитая миссис Чендлер, основательница Музыкального центра, где так привольно жилось театру, опере и балету. Место слева было не занято. На карточке значилось: «Мисс Стефани Стоунхэм». «Вот влип, — подумал Дэнни, — нечего сказать, повезло: посадили между вдовствующей императрицей и старой девой».