Танец с дьяволом
Шрифт:
Милт судорожно задергался от смеха, и Сара на всякий случай положила руку на руль.
— Чтоб ты был Боб Хоуп — так нет, — сказала она.
Но Стефани расхохоталась еще громче и веселей, чем Милт. Дэнни понравилось, что она ведет себя так раскованно и естественно. Когда понеслись по Родео-драйв к отелю «Беверли Уилшир», он отважился слегка прижаться бедром к ее бедру. Она ничего на это не сказала, но и не отодвинулась. У дверей отеля он пожелал ей спокойной ночи и галантно поцеловал руку.
— Вижу, мои уроки
— Милт, и Казанова из тебя — тоже никакой, — вздохнула Сара.
Наутро Дэнни первым делом отправился в цветочный магазин и послал Стефани букет белых роз, приложив к ним записку:
Позвоните мне, прежде чем они завянут.
После чего отправился в кабинет Милта Шульца, недавно заново отделанный Сарой в восточном вкусе (даже шахматы были китайские, а фотография очередной старлетки висела на стене в бамбуковой рамочке).
— Не могу ее забыть, — признался он Милту, глядя, как внизу течет поток автомобилей.
— А придется. Джи-Эл — не только ее папаша, но и всем известный сукин сын. Он тебя близко к ней не подпустит.
— Что ты имеешь в виду?
Милт поскреб свою бородку.
— Да все же знают эту историю! Его отец лежал в больнице при смерти. Все состояние перевел на Джи-Эл. А потом взял да и выздоровел! И что ты думаешь — тот отдал деньги?! Даже не подумал! И старик, оставшись без гроша, все же умер — с горя. Вот я тебя и спрашиваю: как еще назвать такого человека?
— Да что мне за дело до него? Меня интересует Стефани. Когда она возвращается?
— Понятия не имею.
В эту минуту в кабинет вошла секретарша:
— Мистер Шульц… «ЭЙС-ФИЛМЗ» прислала нам документы для мистера Деннисона.
Милтон, расплывшись в улыбке, схватил бумаги, похлопал ладонью по сиденью дивана, приглашая Дэнни сесть рядом. Они быстро просмотрели контракты на его шестую картину — это была переделка шекспировской комедии «Много шума из ничего».
Пухлый палец Милта ткнул в одну из граф договора — Дэнни увидел, что гонорар его значительно увеличился.
— Теперь хватит и на бассейн, и на теннисный корт, — самодовольно сказал Милт и перевернул страницу. — А погляди-ка сюда: в первый раз в титрах будет «Фильм Дэниела Деннисона», а уже потом название. Сделайте еще несколько экземпляров, — приказал он секретарше, — мистер Деннисон окантует этот контракт и повесит на стенку.
Когда секретарша вышла из кабинета, Дэнни закрыл лицо руками.
— Я горд тем, Дэнни, что мне все это удалось из них выбить. А ты что, не рад?
— Да нет, старина, я рад и очень тебе признателен… Но знаешь, «Много шума из ничего» — так можно озаглавить всю мою жизнь. Мне платят большие деньги за пустышки, за ленты,
— Неправда, Дэнни, люди ходят на твои фильмы, они им нравятся, на два часа они забывают все свои неприятности, и это очень важно…
— Ах, Милт, ты не понимаешь…
— Не дури, Дэнни… — Милт обнял его за плечи. — Тысячи людей мечтали бы оказаться на твоем месте, зарабатывать так, как ты зарабатываешь, и обладать твоим талантом. И хотел бы я посмотреть, что сумели бы сделать из такого дерьма, с которым ты имеешь дело, Казан или Уайлдер!
— То-то и оно, Милт. А мне хочется сделать ленту, которая бы что-нибудь значила и о чем-нибудь говорила…
— Так, пошло по кругу… Значит, искусством желаете заняться, а не ремесленными штучками-дрючками? Может, ты собираешься экранизировать ту древнюю пьесу… как ее?.. ну, про добрые дела? А что? Чем плохо? Сюжета нет, характеров нет, играть нечего, одна сплошная проповедь.
— Напрасно смеешься. Просто я еще не имею права поставить такой фильм. Пока еще не имею. Но я нутром чувствую — это было бы послание ко всему человечеству!..
Милтон в изнеможении откинулся на спинку дивана.
— Опять Кафка.
— Что?
— Понимаешь, у меня был клиент, даровитый режиссер, — Милт сел попрямей. — Тоже с закидонами. Хотел снять фильм по рассказам Кафки. Я тогда еще был сопляк, дал себя уговорить. Ну, снял он свое кино. Полный провал.
— А о чем кино?
— О евреях. Помнишь, я тогда еще, в первую нашу встречу, тебе сказал, что это не тема. Публику на нее не соберешь! Этот парень тоже все носился с идеей послания всему человечеству. Кончилось все пшиком. Я тебя хочу от этого предостеречь.
— Пшик — это то, что я сейчас делаю. А я хочу снимать кино! И вовсе необязательно на еврейскую тему…
— Дэнни, я не буду с тобой спорить. Прошу только — забудь пока об этом. Ладно?
Но забыть об этом Дэнни мог только, начав думать о Стефани, о ее длинной стройной шее, о прядях золотых волос, падающих на голые плечи, о той минуте, когда ее дымчатые глаза встретили его взгляд. Стефани дала о себе знать через неделю.
Когда часов в одиннадцать он вернулся со студии, то обнаружил под дверью записку:
Я пришла, а вас нет. Позвоните. Спасибо за цветы.
Она прислала записку с посыльным или была здесь сама? Дэнни не мог в это поверить. Он взглянул на часы. Не поздно ли звонить? Надо рискнуть.
— Да? — он узнал бы этот голос из тысячи.
— Простите за поздний звонок, но… — Начал он.
Она перебила его:
— Нет, нет, нисколько не поздно, приходите.
Дэнни, несколько удивленный этим приглашением, быстро побрился, надел легкие светлые брюки и рубашку «оксфорд» и поехал в «Беверли Уилшир».