Танец с дьяволом
Шрифт:
Она повесила трубку, взглянула на часы: — пять. Она так увлеклась портретом Дэнни, что совсем забыла поесть. Надо перекусить. Она тщательно закрыла тюбики с красками, разложила их по местам. Масляные ужасно дороги. Закрыла этюдник и спрятала его на верхнюю полку в стенном шкафу, туда же, где лежали ее работы — карусели, пейзажи, собаки, кошки, бешеные кони. Портретов было мало — улыбающаяся Магда за столом, Йозеф на канате, Валентин на карусели.
Она пошла на кухню, налила себе чая и села у окна, глядя, как блестит под нудно моросящим дождиком мостовая, как торопятся люди под зонтами, как пролетающие мимо автомобили
Она вдруг подумала о Магде. Впервые они жили в разлуке, и Люба не могла бы сказать, что скучает по ней. Она свободна — это главное! Тотчас ее охватило чувство вины. Как-то она там, в Брайтоне, без нее? Люба несколько раз писала ей, а в ответ получила только одну коротенькую записку по-английски, явно продиктованную полковником Джонсоном.
Надо съездить в Брайтон, посмотреть, что там творится. Она звонила, но каждый раз трубку снимал полковник… Люба вдруг в неосознанном порыве придвинула к себе телефон. Она потребует, чтобы он позвал Магду!
— Номер, по которому вы звоните, отключен, — услышала она голос телефонистки.
Дэнни вскинулся на кровати и сел, мотая головой, чтобы избавиться от кошмара. Ступни ног холодили стальные прутья кровати, как всегда слишком короткой для его почти двухметрового тела. Он заморгал, оглядывая темную комнату, — свет в нее проникал только из-за неплотно задернутой шторы.
Взгляд его упал на буклет на ночном столике. «Hotel schloss fuschel — das schloss von herr von ribbentrop». Какого дьявола надо было срываться из Лондона, лететь в Австрию, чтобы оказаться на бывшей вилле этого гитлеровского прихвостня?! Дэнни снова закрыл глаза. Память о том, что было позапрошлой ночью, была свежа. Он отмотал назад и прокрутил это воспоминание, как пленку с отснятым материалом.
…Когда образ Рахили исчез после его безмолвного вскрика, Дэнни в холодном поту вытянулся рядом с Любой.
— Тебе было хорошо? — шепнула она, подсунув руку под его голову.
— Да, — он мягко отвел закрывавшие ее лоб волосы. — Очень хорошо, ты — просто чудо. Но мне как-то не по себе… Выпил слишком много, что ли?..
Он приподнялся на локте и, боясь, что голова опять закружится, осторожно двинулся в ванную. Когда умылся холодной водой и обтерся губкой, стало легче. Выйдя в прихожую, он взглянул на себя в зеркало и в полутьме зацепил висевшую на стене картину. Он стал поправлять, машинально вгляделся — и опять его охватило чувство нереальности происходящего. На картине с фотографической четкостью было изображено то самое распятие, над которым работал перед смертью его отец. У Дэнни зазвенело в ушах.
— Откуда это у тебя? — спросил он хрипло.
— Что?
— Вот это.
— А-а! Это я нарисовала, когда была в лагере «Сан-Сабба».
Звон в ушах стал оглушительным — он почти не слышал собственного голоса. Прислонился к стене, по-прежнему держа раму в руке.
— Ты что… была в концлагере?
— Да нет же, — рассмеялась она. — Мне же всего двадцать лет. — Она поднялась, набросила на себя халат. — Нас поселили там через
— А что тут изображено?
— Я увидела там распятие, которое сделал кто-то из погибших в лагере евреев.
Дэнни ухватился за спинку стула, чтобы не упасть. Одолевая дурноту, он глядел, как Люба расчесывает волосы перед зеркалом. Лицо, отражавшееся в нем, было лицом Рахили.
— Устал, — еле выговорил он. — Пойду.
— Завтра вечером увидимся? — Люба подошла к нему, положила ему руку на плечо.
— Может быть, мне придется уехать завтра из города. Я позвоню…
— Будь так добр, — ее глаза улыбались.
Вернувшись в «Дорчестер», он долго не мог уснуть. Какое право имеет эта девица вторгаться в самую сокровенную часть его души? «Сан-Сабба»! Для него это слово — провозвестник гибели. Для нее — символ начала и жизни.
Надо было как-то отойти от этой странной девушки. И вот тогда он позвонил вниз и заказал себе билет на самолет до Зальцбурга — накануне он видел рекламный плакат: там должна была состояться премьера «Всякого человека» с Клаусом Мария Брандауэром в главной роли.
И вот он здесь.
От громкого стука в дверь Дэнни вздрогнул. Пожилой кельнер вкатил в номер столик на колесах.
— Guten morgen, Herr Dennison! [1]
Столик занял место посреди комнаты. Из носика кофейника поднимался пар. Кельнер с тевтонской четкостью придвинул стул и одним движением раздернул шторы. В комнату хлынул утренний свет, отражавшийся от синей глади маленького озера, по которому уже скользили белые паруса.
Кельнер подошел к двери, полуобернулся — Дэнни даже почудилось, что он щелкнул каблуками несуществующих сапог — и спросил:
1
С добрым утром, герр Деннисон! (нем.).
— Ist allee in Ordnung? [2]
«Он считает, наверно, что я понимаю по-немецки, — подумал Дэнни. — Интересно, где ты был во время войны? Гнал стариков и детей в газовую камеру? Или сжигал их трупы в крематории?»
Кельнер закрыл за собой дверь, не ответив на эти невысказанные вопросы. Дэнни вылез из кровати, потянулся всем своим крупным телом и, подойдя к окну, взглянул на мирное озеро Фушель. От красоты открывшейся ему картины в душе всколыхнулась ненависть. Иоахиму фон Риббентропу, надо думать, было здесь очень хорошо.
2
Все в порядке? (нем.).
Дэнни присел к столу, поднес к губам тонкую фарфоровую чашку, откуда струился густой аромат свежего кофе, потом резко поставил ее на блюдце. Зачем он сюда приехал?
Конечно, ему всегда хотелось увидеть «Обывателя». С тех пор, как миссис Деннисон подарила ему эту книгу, он без конца читал и перечитывал ее, продолжая мечтать о том, что когда-нибудь сделает по ней фильм. Но пришлось срочно запускаться с пятнадцатой лентой «Лондон-Рок». Это Люба пробудила в нем непрошенные воспоминания.