Танец с дьяволом
Шрифт:
Он объяснил им суть эпизода. Люба со своей двоюродной сестрой сидят у стойки и едят рыбу с жареной картошкой. Когда появляется Брюс Райан, Люба смотрит на него и потом, толкнув девочку локтем, громким шепотом, с характерным простонародным выговором, произносит: «До чего сексуальный, с ума сойти». — «Что такое сексуальный?» — спрашивает та. — «Подрастешь — узнаешь», — говорит Люба.
Эпизод был довольно простой, но Дэнни потратил много времени, добиваясь от Любы, чтобы она произносила свою реплику не как взрослая женщина, а как восторженная хулиганистая
— Это кончится когда-нибудь? — осведомился Брюс, в пятый раз появляясь в барс.
— Вот-вот, именно с таким видом ты и должен входить, — кротко заметил ему Дэнни. — Входи по-хозяйски, как будто ты тут самый главный.
— Так и есть, — ответил Брюс, и двое его прилипал-телохранителей, сидевших у самого края съемочной площадки, громко расхохотались.
Дэнни повернулся к Слиму, который за годы их знакомства из лысеющего превратился в лысого, Тридцать лет они работали вместе, начав еще на телевидении, и теперь, когда у них за плечами было девять вестернов и пять картин для подростков, читали мысли друг друга.
— Не тянет, — тихо сказал он Дэнни.
Тот вздохнул:
— Готовь все к съемке, Слим, а ей скажи, чтобы зашла в мой фургон.
Люба, усевшаяся напротив, выглядела безмятежно спокойной.
— Не нравится, — сказала она.
В ней не было даже следа обычного актерского волнения в начале съемок, да еще когда сцена не идет. Ее это вроде бы совершенно не беспокоило.
— Да не то чтобы не нравится, — сказал Дэнни, — но могло быть лучше. Подумай немного о своей роли. Представь, что рядом с тобой — маленькая девочка, понятия не имеющая о сексе.
— Почему?
— Что «почему»?
— Почему это она понятия не имеет о сексе? Я вот имела понятие.
— В десять лет? — вздернул бровь Дэнни.
— В девять, — и она деловито рассказала ему о забавах дяди Феликса.
— Здорово! — произнес Дэнни. — И долго это продолжалось?
— Больше года. Ну, не каждый день, разумеется.
Дэнни негромко присвистнул:
— В неделю раз?
— Иногда и чаще.
— Ну да?
— Мать по ночам без конца тягали на допросы в милицию. Феликс был, что называется, друг семьи и соглашался посидеть со мной.
— Еще бы он не соглашался, — Дэнни был несколько шокирован той откровенностью, с которой она рассказывала о своем сексуальном опыте.
— Для меня это было вроде новой игры — интересней, чем в куклы.
— Да уж, какие там куклы…
В ответ Люба только усмехнулась, не без лукавства.
— Меня поражает, что он никогда не предупреждал тебя: «Только смотри — никому ни слова…»
— Никогда. В этом не было необходимости.
Дэнни пристально посмотрел на нее. Она выглядела не то что юной, а просто девочкой, — но глаза, как и в первую их встречу, поразили его. В них была доброта и умудренность, появившаяся оттого, что видели они гораздо больше, чем должны были видеть. И выражение их было в точности то же, что и у Рахили.
— Знаешь,
— Тебя не мучило чувство вины?
— Никогда. Не из-за чего было мучиться. Но взрослые редко понимают, что дети очень чувственны по самой своей сути. Взрослые испытывают к ним сексуальную тягу и забывают, что дети могут ответить тем же.
— И что же, — спросил Дэнни, одолеваемый любопытством, но стараясь не показывать этого. — Ты… отвечала ему?
— Да… Но я сама не понимала… не сознавала, что ощущаю. Но ощущения эти были приятны.
— А пойти дальше он не решался?
— Ну, я же была совсем маленькая… Так, просто засовывал мне его между ног.
Его поражала эта манера говорить о сексе так, словно речь шла о том, что она ела на завтрак. Дэнни невольно начинал чувствовать возбуждение.
— А когда Феликс не мог сидеть со мной, меня забирала тетка. У нее был муж-турок, он научил меня целоваться…
— Что?
— И мне это тоже нравилось.
— Я думал, для тебя это был пройденный этап. Феликса разве ты не целовала?
— Целовала, но не туда, куда принято целовать.
— То есть ты научилась делать минет раньше, чем целоваться?
Она засмеялась и кивнула. Дэнни, против воли заражаясь ее весельем, удивлялся и радовался тому, как ему легко с нею: еще никто и никогда не говорил с ним об интимной стороне жизни так открыто, как она.
— Люба, Люба… Красивое имя.
— По-польски это значит «любовь».
— Ты полька?
— Я родилась там.
— А как ты сюда попала?
— Это долгая история.
В дверь трейлера постучали, и раздался голос Слима: «Босс, у нас все готово».
— Иду! — крикнул в ответ Дэнни, хотя ему хотелось слушать и слушать ее.
Дэнни прогнал сцену в баре еще раз. Ее отсняли, но по взгляду режиссера Слим понял, что при монтаже материал пойдет в корзину.
Когда Дэнни, обсудив с операторами завтрашнюю съемку, уже выходил из павильона, он заметил, что Люба ждет его у дверей.
— Спасибо, Люба. Ты хорошо поработала.
Она пропустила эту вымученную похвалу мимо ушей.
— Мы не увидимся вечером?
— Мне надо будет посмотреть, что мы там с тобой наснимали.
— Ну, если освободишься не поздно, знай, что я — дома. — Она улыбнулась, и у Дэнни возникло сильнейшее искушение не ходить в просмотровый зал. — Я еще много чего могу рассказать, — тихо добавила она.
Дэнни сидел перед большим экраном, но сосредоточиться не мог. Едва лишь он усилием воли перестал думать о Любе, как его стали одолевать мысли о Патриции. Он плохо понимал, что происходит на экране. Кое-как досмотрев, он вышел и около десяти был у себя в номере. Заказал копченой лососины, но когда ее принесли, есть не стал.