Танец с зеркалом

Сафин Эльдар

Остальные пленники уже не отказывались брать в руки оружие. Когда все юноши прошли через испытание, осталось еще восемь несчастных.

– Пусть выбирают любое оружие, – спокойно сказал старик. – Я выйду сам.

– Красивый ход, – прокомментировал Шут. – Если не знать того, что папочка видит будущее на пару ходов вперед.

Король не стал разоблачаться. Он ступил на поле в полном доспехе, лениво взмахнул мечом вокруг себя, подождал, пока пленники распределятся по площадке, а затем начал двигаться.

Это была настоящая мясорубка.

Король не боялся принять скользящие удары на доспех, проходя сквозь противников. Некоторых он рубил мечом, других выкидывал мощными пинками, третьих резал на обратном ходу бритвенно острой гардой.

Он был быстр. Силен. Ловок. Шут ошибся: пользоваться предвидением в такой свалке невозможно, король просто был лучшим, несмотря на свой возраст и статус.

И когда он вышел из круга, оставляя за собой мертвые тела, изломанными куклами засеявшие площадку, Шут захлопал в ладоши.

– Уааааа!!! – заорал строй рыцарей.

– Бойня, – тихо произнесла женщина. – Он устраивает это представление примерно раз в тридцать лет, чтобы все помнили. Грязно, но действенно.

– И очень красиво, – кивнул Шут, будто бы опровергая ее слова.

Но было четкое ощущение, что они согласились друг с другом.

– Папа, скажи, только правду: мама совокупляется с животными?

Шут явно ждал удара – он стоял так, чтобы старику было удобнее нанести его. Но король не доставил подобной радости сыну:

– Это такая же правда, как и то, что ты совокупляешься со своими мертвецами.

– Они просто преданы мне, – начал оправдываться Шут, но тут же понял, что отец его подловил. – Ты ведь не думаешь ничего подобного?

– Нет.

Живое сооружение напоминало громадное меховое кресло. Внизу лежали белые медведи, выше – снежные барсы и волки. Все они высовывали наружу морды и тяжело дышали, но с места не двигались, потому что на них раскинулась она – Королева Льда. Вокруг импровизированного трона на сотни шагов сидели, стояли, лежали звери. Десятки. Сотни. Тысячи.

И единственные люди, допущенные до церемонии, – Король Льда и Шут Льда. Муж и сын.

Королева была одета в снежную мантию, от которой веяло морозом и вьюгой. По одному к ней поднимались вожаки стай, и, посмотрев в глаза каждому, женщина обнажала левую или правую грудь, наклонялась вперед, а очередной вожак стаи снизу, как щенок, встав на задние лапы, присасывался к ней на несколько мгновений.

– Папа, ты раньше видел подобное?

– Нет.

– А ты немногословен, отец. Последний раз, когда я слышал от тебя больше одной фразы, ты объяснял мне, что если я еще хоть единожды подниму мертвеца, то окажусь в ледовой яме на всю оставшуюся жизнь. Хоть сейчас скажи: ты ведь шутил?

– Нет.

– Ну вот, смотри – я поднял их. Хуже того, за восемьсот лет в общей

сложности я поднял мертвецов в сотни раз больше! Среди них были люди, животные, магические твари. Дети, старики, женщины. Что изменилось? Почему ты не сажаешь меня в тюрьму?

– Я изменился.

Старик посмотрел на сына, мрачно, и в то же время с некоторой хитринкой, прищурив глаз. Сова потопталась на гарде и неуверенно ухнула.

Королева в меховом кресле кормила грудью громадного белого медведя. Тот закатывал от восторга глаза и пытался деть куда-то свои лапы – видно было, как хочет он обнять свою королеву, но не решается перейти дозволенные рамки.

– Сын, – старик спрашивал с неподдельным интересом, – почему ты не сбежал к людям? В пустоши, к охотникам или даже на юг, к этому отребью?

– Знаешь, папа, когда тебя предают родители, людям перестаешь верить. Вообще. А мертвецы точно не предадут. Никогда.

– Понимаю.

И они стояли еще долго, пока десятки хищников поднимались по живому постаменту к Королеве Льда, чтобы получить свою каплю молока.

– А мама красивая, правда, папа?

– Правда.

Они стояли рядом – статные, сильные мужчины.

Они смотрели на нее.

Они гордились ею.

И любили ее.

– Я думал, с ним будет сложнее. – Король Льда задумчиво смотрел на то, как сын суетится у криво сколоченного помоста, втолковывая что-то живым мертвецам, одетым в ветхие, рваные платья, бывшие некогда роскошными, судя по остаткам золотого шитья.

– Да, он не похож на того опустившегося безумца, каким ты его пытался выставить, – сухо улыбнулась Королева Льда.

Старик нахмурился, а потом вдруг расхохотался, вспугнув сову с гарды. Смех его был хриплым, гортанным, почти болезненным.

– И смеяться ты тоже никогда не умел, – добавила королева.

Шут уже шел к ним – странной, подпрыгивающей походкой. Он снял алую повязку, и теперь были видны крупные, мясистые черты лица. С отцом его роднили только ледяные глаза, а рядом с матерью он казался просто уродцем.

И все же, когда он шел вот так, широко улыбаясь, было в нем что-то щенячье, неуклюже-симпатичное.

– Уважаемые гости, спешу представить вам, – хорошо поставленным голосом вещал он. – Единственный раз, абсолютная премьера, наша труппа сыграет для вас «Сиреневый цвет любви» уважаемого Анто Саноса!

– Ужасные манеры, – холодно отозвалась Королева Льда. – Не могу поверить, что ты вышел из моего лона.

На мгновение лицо Шута стало по-детски растерянным, а потом превратилось в каменную маску.

– Начинаем, – крикнул он, взмахивая рукой. Сцена была у него за спиной, но он решил не оборачиваться, следя за реакцией родителей.

– Ужасные манеры, – подтвердил Король Льда, и Шут растянул губы в издевательской ухмылке.

А между тем спектакль начался. Фигуры на сцене безмолвно кружились друг вокруг друга, кланялись, приседали, дрались, вставали на колени.